Забудем все, что было. Друг моих кунаков — мой друг. Не бойся, я не такой жадный, и тайник к тому же еще не найден… Что с тобой?! — последние слова Исмаил сказал, заметив, как Саид перекосился, вроде бы от боли, когда Исмаил пожал его руку.
— Это твои головорезы так меня ранили.
— Ну, будет! Смягчи свое сердце, Саид Хелли-Пенжи — гроза Кара-Кайтага. Хочешь, прощения у тебя попрошу, хочешь — и на колени стану! — улыбаясь, сказал Исмаил.
— Не надо!.. Слишком много будет чести. Отплатить не сумею!
Исмаил заискивал перед Саидом, в душе надеясь, что коран с медной застежкой все же находится у него. Он даже обнял его за плечи и торжественно, как дорогого гостя, повел на верхний этаж сакли, где в просторной кунацкой на коврах было расставлено видимо-невидимо вкусно пахнущей еды, разных пряных трав, от перечной мяты до горного лука… Были и вина, но турки пить отказались…
— А зря… — пожалел Исмаил, беря в волосатые пальцы кубок, — это бодрит тело и веселит душу. Особенно русская огненная вода.
— С каких пор правоверные позабыли завет пророка, запрещающий им пить вино? — проговорил Ибрахим, развалясь на мутаке.[11]
— Пророк запрещает вино, а это же белая вода, просто огненная. На нее нет запрета. Что же, Саид, давай с тобой выпьем за приезд столь уважаемых кунаков.
— Дерхаб! — молвил Саид. — Давай и правда забудем нашу ссору да выпьем за хороших людей.
Они пили, а Ибрахим-бей думал о своем. Вспомнил дом близ Измира, небольшой садик при доме, жену, что небось ждет не дождется его. И тут вдруг, спохватившись, попросил слугу принести подарок, что он привез для жены Исмаила.
Слуга принес сверток. Ибрахим-бей развернул его и подал хозяйке дома отрез цветастой турецкой ткани. Женщина от радости всплеснула руками и, тут же сказав, что сошьет платье старшей дочери, исчезла, видно пошла к дочерям хвалиться подарком гостя…
После двух-трех выпитых чарок при посредничестве Ибрахим-бея мир между Исмаилом и Саидом был окончательно восстановлен. На радостях Исмаил позвал свою старшую дочь, Зейнаб. Она вошла, жуя жвачку. Увидев чужих мужчин, смутилась.
— Не правда ли, хороша? Так вот знай, я даже готов породниться с тобой. Старшую, любимую дочь готов за тебя отдать. Смотри, Саид Хелли-Пенжи, я из тебя человека сделаю. Ха-ха, оседлаю, навешу уздечку! И помни, в суете счастье за хвост не ухватишь…
Исмаил еще бы долго болтал, благо водка за него говорила, но Ибрахим-бей прервал его. Крутанув ус, он сладострастно глянул на дочь Исмаила и сказал:
— Что ж, Саид, девушка достойна украсить любой дом!
Турку, видно, поднаскучила пресная жизнь. Сейчас ему любая юбка могла бы показаться даром небес.
Саид хотел сказать, что не красавица красива, а любимая. Хотел, да не сказал. Решил, что лучше промолчать…
А девушка, между прочим, была удивительно хороша. И на колючке, говорят, цветок растет. Кто бы подумал, что у такого отца такая дочь. Белолицая, полненькая, румянощекая, Зейнаб была что персик в зелени листьев: возьми кончиками пальцев, надкуси — и не только губы, вся душа нальется шербетом. Но берегись, не приведи аллах с косточкой проглотить, застрянет в горле.
Зейнаб смущенно прикрыла лицо краем легкой накидки и убежала. Потом пошли разговоры о делах, о будущем Дагестана под протекторатом султанской Турции. Исмаил все молил аллаха, чтобы поскорее это произошло.
— Большевики с их Советами и ревкомами свергнуты. Им уже не поднять головы! — утверждал он. — Но мне непонятно одно, уважаемый Ибрахим-бей, неужели вы позволите этим бичераховцам хозяйничать здесь? У вас что, союз с ними?
— Ты же хитер, Исмаил? Неужто до сих пор не разгадал? Эти люди в английском обличье были нужны нам в борьбе с самым страшным нашим врагом, с большевиками.
— А теперь?
— Теперь наш славный генерал Нури-паша предложит им убраться восвояси.
— Добровольно они не уйдут!
— Тогда мы объявим им войну и посмотрим, устоят ли они перед нашей силой! — важно заявил турок.
— Я с вами, Ибрахим-бей. Во всем с вами. Мои люди жаждут участвовать в боях рука об руку со своими братьями по вере.
— Вот за это, пожалуй, и я выпью немного огненной воды, — сказал Ибрахим-бей, чем несказанно обрадовал хозяина, кинувшегося наполнить ему чарку кубачинской работы…
Саид Хелли-Пенжи вышел проветриться. Неподалеку от лагеря аскеры просеивали ячмень, а затем насыпали его в мешки — припасали корм для коней, готовые в любую минуту пуститься в поход. Саид прошел в сторону водопада, куда по склону спускался тенистый буковый лес, разделся и уже хотел подставить свое разгоряченное от хмеля тело под холодную струю, как вдруг увидел, что к его одежде подошли двое каких-то подозрительных людей.
— Кто вы и что вам нужно? — спросил он, машинально отвернувшись от них и прикрывая ладонями укромное место: спина боится, лицо не видит.
— Мы тебя не тронем. Нам бы только спросить надо: не знаешь ли ты некоего Саида Хелли-Пенжи?
— А зачем он вам нужен?
— Нам сказали, что он вместе с турками прибыл к Исмаилу. Ты не видел его?
— Видел… — Мысли завертелись в голове у Саида, а на лице отразилось беспокойство.
— Где он сейчас?
— В доме у Исмаила! Где же ему быть? А кто вы все же будете?
— Мы сыновья Абу-Супьяна, человека, которого он убил. Могила отца ждет его крови, вот за этим он нам и нужен.
— Ну, а я-то здесь при чем. Ловите того, кто вам нужен, и не мешайте мне, я хочу искупаться! — сказал Саид Хелли-Пенжи, внутренне сжавшись от страха за свою шкуру.
— Не будем тебе мешать. Но мы недалеко уйдем, и, если увидишь его, передай, что и под землей ему от нас не спрятаться.
— Передам.
Высказав свой приговор, пришельцы удалились. Саид для виду на минуту встал под струю, быстро оделся и бежать.
А сыновья Абу-Супьяна между тем встретились с Мустафой, сыном Али-Шейха.
— Что же вы отпустили его? — вскричал он.
— Кого?
— Саида Хелли-Пенжи.
— Да разве это он?
— Я, правда, издалека его видел, но, по-моему, он.
— Ох, подлец! Ну, тем лучше! Пусть подготовится к смерти. Мы, по крайней мере, теперь знаем, каков он из себя, и второй раз живьем из рук не выпустим.
— А сейчас пока идемте отсюда! Если это он, может учинить погоню.
— Мы пойдем к тебе, Мустафа. От тебя до него ближе.
— Буду рад. Я затем и ехал, чтобы пригласить вас к себе.
Отъявленный головорез Саид Хелли-Пенжи еще ни разу не испытывал такого страха. Выходит, звезда его пока не закатилась. Ведь сегодня он избежал верной смерти. Саид проклинал того, кто в злосчастную ночь был его спутником. «Говорил же я ему, — твердил про себя Саид, — чтобы не убивал старика. А теперь вот мне расплачиваться!..» Правда, старик оказался уж очень несговорчивым, стал размахивать кинжалом и кричать: «Убейте, но книги этой я вам не отдам!» Ну, нервы, конечно, не выдержали, и тот вонзил кинжал прямо в самую грудь старика, точнее, не вонзил, а бросил издалека, как в ствол дерева. А старик и мертвый
