вождя в центре, как живой кусочек сохранившегося в памяти города, немного успокоил его. Но он чувствовал, что на вторую встречу сил не достанет. А надо, чтобы достало! Теперь, когда вся острота переживаний осталась за гранью двух десятилетий, можно было наконец поставить все точки над «и».
– Ну что ты трещишь, что трещишь? - с досадой сказал Игорь Петрович и приподнялся.
Назойливый треск, который уже несколько минут мешал сосредоточиться, прекратился.
Игорь Петрович прислушался и снова прилег. Звуки возобновились: в темноте что-то пощелкивало. Настойчиво, монотонно.
Он попытался припомнить, что означают эти сухие, знакомые, такие характерные щелчки, и дрогнул от нехорошего предчувствия: счетчик! Это щелкал миниатюрный радиометр в его полевой сумке, свидетельствуя о наличии жестких излучений.
Игорь Петрович поднял сумку. Счетчик замолчал.
На земле лежала фляга.
Он взял ее, взболтнул, поднес к сумке - и сразу застучал невидимый молоточек.
– Только этого и не хватало! - сказал Игорь Петрович. - Радиоактивная вода! Надо было раньше догадаться…
Он просто физически ощутил, как стремительные нейтроны, копавшие в организм вместе с водой, пронизывают все клетки тела, нервную и мозговую ткань и делают свою страшную, разрушительную работу, остановить которую невозможно. По крайней мере в настоящих условиях.
Все стало беспощадно ясно: встреча не состоится. Он опоздал, безнадежно, безвозвратно опоздал. В этом ему помогли и Каракумы. Кара переводится как черный, иногда - злой. Верно будет и то и другое понятие: черный и злой песок, Каракумы. Древние туркмены недаром дали ему это название, они знали зловещую особенность здешних мест. И легенда об огненном Харуте существует неспроста…
На секунду Игорь Петрович ощутил томительное чувство тошноты. «Уже начинается, - подумал он и сразу же возразил: - Нет, это просто нервы, первые симптомы лучевой болезни появятся позже. Как все не вовремя и вообще нелепо получилось!»
Но растерянности не было. Мысли стали четкими и конкретными, как будто несчастье мобилизовало все защитные силы организма. А может, так и случилось?
Надо что-то предпринимать. Ждать - глупо, ждать - нельзя. Радиоактивную воду пил и Моргенов. Если до этого теплилась подсознательная надежда на благополучный исход ранения, то теперь и она становилась равной нулю. Игорь Петрович обязан был сделать что-то, чтобы надежда появилась снова. Он не имел права сидеть сложа руки и ждать конца, ждать именно теперь, когда ошибки прошлого стали как будто ясны, и появилась возможность хоть частично компенсировать то, от чего он добровольно отказывался на протяжении долгих лет одиночества и сомнений.
Он вытащил из сумки радиометр, прижал к груди приемник прибора, похожий на широкий раструб стетоскопа. Это, в сущности, было уже не нужно, он проделал все машинально. Счетчик простучал дробно и бесстрастно.
Мергенов открыл глаза.
Тьма и тишина окружали его со всех сторон. В животе было пусто: казалось, оттуда вытащили все внутренности. Слегка поташнивало, голова кружилась и тянула вниз - было такое впечатление, словно все существо переместилось в голову, а тело стало маленьким, невесомым, ненужным.
Несколько минут он лежал неподвижно. Потом в прояснившемся сознании выплыло все происшедшее, и он осторожно потрогал живот. Ох, как было больно, когда Игорь Петрович, несмотря на его протесты, вынул-таки проклятую палку! Сейчас тело вокруг раны немного зудело. И все. Боли не ощущалось.
Лежать было неудобно. Мергенов переменил положение и случайно коснулся в темноте фляги - она лежала у самого изголовья. Сразу появилась жажда. Он сделал два крупных глотка и испуганно отдернул руку. В желудке словно что-то взорвалось. Острые иголочки зашныряли по всему телу - как под электрический ток попал. Однако все прошло моментально, стало приятно и легко.
Мергенов напился всласть, положил флягу на место. Рука коснулась какого-то плоского твердого предмета. На ощупь было похоже на плитку шоколада. Мергенов понюхал и удивился: действительно шоколад! Откуда?
– Игорь Петрович? - негромко позвал он.
Никто не ответил, только в черно-сером треугольнике входа поблескивали искорки звезд. Игорь Петрович, вероятно, спал, утомленный бурными событиями дня.
Шоколад пах весьма заманчиво. Мергенов содрал хрустящую обертку и с наслаждением стал есть. «Расскажу Дурсун о своих приключениях, - подумал он, - с ума сойдет от зависти. Подумать только, какое открытие! Здорово, что я напросился в попутчики к Игорю Петровичу. Хороший он человек! Непонятно только, почему скрывал цель поисков… А в общем, почему же непонятно? Очень понятно. И я так же поступал бы осторожно, если бы искал радиоактивные руды».
Скатав фольгу в плотный комочек, Мергенов кинул ее в звездный треугольник и снова потянулся к фляге. Он чувствовал себя неплохо.
Глухой тоскующий крик прозвучал в ночи. Прозвучал и оборвался, словно кричащему внезапно зажали рот. В крике были отчаяние и мука, и горечь одиночества, и ужас. Казалось, вся скорбь мира слилась воедино, чтобы выплеснуться в этом безответном вопле. По спине Мергенова пробежали мурашки, невыносимо заныли зубы, как бывает, когда проведешь ножом по мокрому стеклу. Не помня себя от оглушающего страха, не соображая, что делает, он на четвереньках выскочил из шалаша и во всю мочь заорал:
– Игорь Петрович!
Ночь поглотила отчаянный призыв. Темнота безмолствовала, но чудилось в ней невнятное движение, осторожные, крадущиеся шаги, чье-то сдерживаемое дыхание. Бесплотные призраки позли со всех сторон, окружали, чтобы накинуться скопом и задушить в мягкой податливой массе.
– Игорь Петрович! Где вы?
Игоря Петровича не было. Поняв, что остался один, Мергенов оцепенел. Никогда раньше он не испытывал такого всеподавляющего страха, от которого впору потерять рассудок и мчаться со всех ног не зная куда. Он был уверен, что ночной вопль имеет непосредственное отношение к Игорю Петровичу.
Его поймали свирепые черные чудища и копошились над ним, раздирали, рвали тело, жадно чавкали слюнявыми пастями…
Дрожащими руками Мергенов пошарил по карманам. Сигареты давно кончились, но коробок со спичками сохранился.
Тьма отступила за желтый круг колеблющегося света.
Мергенов настороженно поворачивался, все время затылком ощущая, что там, за плотной стеной тьмы, прячется кто-то невероятно грузный и страшный. Неодолимый в своей безмозглой свирепости, он бесшумно ступает мягкими когтистыми лапами и выжидает удобного момента, чтобы обрушиться сзади и смять…
Зажигая спички одну за другой, Мергенов вглядывался в ночь до тех пор, пока не осталась одна- единственная спичка. Тогда, подчиняясь безотчетному порыву, он поднес огонек к одной из веток шалаша.
С веселым треском пробежала золотистая змейка по сизым чешуйкам саксаула, зашипела, зафыркала, и вдруг с победным гулом вымахнул косой лоскут зеленого пламени, осветив, как прожектор, громадное пространство. Мергенов зажмурился и отступил на несколько шагов. Кольцо тьмы расширилось и стало совсем непроницаемо-черным. Если бы Мергенов был в спокойном состоянии, он мог бы пошутить, представив себя в качестве заклинателя темных сил, который магическим кругом каббалы очертил себя от ярости духов ночи.
Пламя гудело. Огненные пчелы кружились в воздухе, стремились ввысь, навстречу своим сестрам- звездам и, обессиленные, умирали в холодном небе. Одна из них ужалила Мергенова в руку, вторая - в щеку. Он отмахнулся. Страх постепенно проходил, уступая место недоумению: куда же исчез Игорь
