Боль не усилилась, когда фермер поднял его и уложил на спину в кузове грузовичка. Он был на оптимальном расстоянии от трансмиттера, и боль уже достигла предела. Фермер сунул в рот Рэвела какую- то свернутую тряпку.
– Прикуси это, - посоветовал он. - Станет легче.
Легче не стало, но кляп приглушил вопли. Он был благодарен и за это.
Рэвел осознавал происходящее: езду в густеющих сумерках, фермера, несущего его в дом, построенный в колониальном стиле, но внутри выглядевший как госпиталь, доктора, осматривавшего его. Они обменялись с фермером несколькими фразами. Затем тот ушел, а доктор вернулся и опять посмотрел на Рэвела. Доктор был молодым человеком в белом халате, рыжеволосым и широколицым. Он выглядел взволнованным.
– Вы ведь из той тюрьмы?
Рэвел все еще стонал через кляп. Ему удалось конвульсивно дернуть головой, что должно было означать утвердительный кивок. Казалось, тысячи ледяных игл вонзились в грудь, а шею у плеч дерут напильником. Кисти выламывало из суставов, наподобие того, как гурман за обедом дробит зубами крылышко цыпленка. В желудке - океан огня. С него сдирают кожу, бритвами кромсают нервы, молотами размалывают мышцы. Какие-то пальцы изнутри выдавливают из орбит глаза. Но, несмотря на изощренность пытки, на совершенство действия боли, она не выключала мозг, сохраняя ясным сознание. И не было для него никакого ни забытья, ни забвения.
– Сколько зверства в иных людях! - произнес доктор. - Я попытаюсь удалить эту штуку. Не знаю, что из этого выйдет, - нам не объясняли принцип их действия, - но я попытаюсь извлечь ее.
Он отошел и вернулся со шприцем.
– Его там нет. Мы обыскали всю рощу.
Уордмен удивленно уставился на доктора, хотя и знал, что тот говорит правду.
– Ладно, - сказал он. - Кто-то подобрал его. У него был сообщник, который помог ему бежать.
– Никто бы не осмелился, - возразил доктор. - Тот, кто помог ему, сам попадет сюда.
– Тем не менее, - ответил Уордмен, - я вызову полицию, - бросил он уже на ходу в канцелярию.
Через два часа позвонили из полиции. Они уже проверили тех, кто обычно ездит по этому проселку, местных жителей, которые могли бы что-либо видеть или слышать, и нашли фермера, который подобрал недалеко от тюрьмы раненого и доставил к доктору Элину в Бунитаун. Государственная полиция была убеждена, что в действиях фермера не было злого умысла.
– В отличие от доктора, - хмуро отметил Уордмен, - тот должен был понять все почти сразу.
– Да, сэр, я тоже так думаю.
– Но он не доложил о Рэвеле.
– Нет, сэр.
– Вы уже послали за ним?
– Нет еще. Мы только что получили сообщение.
– Я хотел бы поехать с вами. Ждите меня.
Уордмен выехал в санитарной машине, чтобы забрать Рэвела. Не давая сигналов, она подкатила к дому доктора Элина, сопровождаемая двумя полицейскими машинами. Они ворвались в крохотную операционную, когда Элин уже мыл в тазу инструменты.
Уордмен жестом показал на человека, лежавшего без сознания на столе в центре комнаты.
– Вот Рэвел, - сказал он.
Элин удивленно взглянул на операционный стол:
– Рэвел? Поэт?
– Вы не знали? Почему же тогда вы помогли ему?
Вместо ответа Элин внимательно посмотрел в глаза вошедшему и спросил:
– Вы и есть Уордмен?
– Да, это я.
– Тогда, я думаю, это ваше. - И Элин вложил в руку Уордмена маленькую окровавленную коробочку.
Потолок оставался белым, несмотря на попытки Рэвела взглядом выжечь на нем слова… Когда в глазах зарябило, он прикрыл их и написал на внутренней стороне век паучьими буквами одно- единственное слово: «Забвение».
Он слышал, как кто-то вошел в палату, но любое движение требовало такого усилия, что еще некоторое время он держал глаза закрытыми. Когда же он их все-таки открыл, то увидел Уордмена, с мрачным видом стоящего у изголовья койки.
– Как вы себя чувствуете, Рэвел? - спросил он.
– Я размышлял о забвении, - ответил Рэвел, - и писал поэму на эту тему.
Он уставился на потолок, но там ничего не было.
– Вы просили… Вы однажды просили карандаш и бумагу. Мы решили, что вам их можно дать.
С внезапной надеждой Рэвел посмотрел на Уордмена, но потом до него дошел смысл его слов.
– Ах, вот что, - сказал он.
Уордмен нахмурился и спросил:
– Чего же еще? Я же сказал, что вам дадут карандаш и бумагу…
– Если я пообещаю больше не уходить.
Руки Уордмена сжали спинку кровати.
– Что с вами случилось? Ведь вам не уйти, теперь вы это знаете.
– Вы хотите сказать, что мне не выиграть. Но я и не проиграю. Это ваша игра, ваши правила. Если мне удастся свести игру вничью, то и это будет неплохо.
– Вы все еще думаете, что это игра, - сказал Уордмен. - Вы думаете, что все это несерьезно. Хотите посмотреть, что вы наделали?
Он подошел к двери, открыл ее, махнул кому-то рукой, и в комнату вошел доктор Элин.
– Вы помните этого человека?
– Помню, - ответил Рэвел.
– Его только что доставили, - продолжал Уордмен. - Примерно через час ему вживят коробочку. Вас это радует, Рэвел?
Глядя в глаза Элину, Рэвел сказал:
– Простите меня!
Элин улыбнулся и покачал головой:
– Не нужно. Мне казалось, что громкий процесс может помочь избавить мир от таких штучек, как «Страж». Но, - он кисло улыбнулся, - процесс не был громким.
– Вы оба слеплены из одного теста, - вмешался Уордмен. - Только и думаете об эмоциях толпы. Рэвел досаждает всем своими так называемыми поэмами, Элин - своей речью на суде.
Рэвел спросил у доктора, улыбаясь:
– О, вы произнесли речь? Сожалею, что не мог ее слышать.
– Она не была блестящей, - ответил Элин. - Я не рассчитывал, что суд продлится только один день, и у меня не было времени подготовиться.
– Ладно, достаточно, - прервал их Уордмен. - Поболтаете потом, у вас впереди годы.
У двери Элин повернулся и сказал:
– Пожалуйста, не уходите, пока я не встану на ноги после операции.
– Вы хотите в следующий раз уйти вместе? - поразился Уордмен.
– Конечно, - ответил Элин.
