женщин какое-нибудь желание, хотя бы просто поруководить им. Исключение составит разве что уж совсем какой-нибудь дряхлый лысый пенсионер размером полтора на полтора метра. Вторым шагом был комплимент селу: его природе и свежему воздуху. С таким отзывом надо быть очень осторожным, потому что многие сельские жители справедливо видят в нем скрытое чванство обитателя большого города и намек на первобытное отсутствие цивилизации. Но я сразу же предупредил обиды, сравнив с Арбатовом, где даже молодые якобы долго не живут.
Последнее было сильным ходом, так как показывало, что я не из столицы, ненавидимой за высокие заработки, доплаты от мэра, разгульность и шик жизни, не лицемерно хвалю Турово, а завидую как Человек Московской Области из задрипанного областного городка, и – главное – наводило на ассоциативную цепочку «Арбатов – смерть – Ладыгина». Это сработало.
–?Нюрок, – сказала кассирша, – а вот че-то помню я: это не в Арбатове ладыгинская-то девчонка померла?
–?Ну, – ответила раздатчица. – Вроде как точно. Вот только не помню которая.
–?В вашем городе и померла, – радостно объявила мне кассирша. – Точно. Стало быть Наташка, потому что Нинка в Москве училась.
Нюрок засомневалась:
–?А я вот рядом с похоронами была, как раз вроде Наташку и видала. Я как раз вот и подумала, что Нинка померла.
Мне очень захотелось достать фотографию покойницы для опознания, но я понимал, что этого делать нельзя.
–?А что, сестры так сильно похожи, – спросил я, – двойняшки?
–?Не, – дружно, хотя и вразнобой отвечали мне словоохотливые хранительницы информации, – двойняшки – это точно, а вот только непохожие, нипочем не спутаешь.
Я понял, что моя новая версия умерла, еще не родившись, но на всякий случай спросил:
–?И чем они так сильно различались?
–?Ну так ведь Наташка-то дура («Вся в мамашу, – подсказала ей подруга»), а Нинка – это да, умница.
–?В отца, стало быть? – спросил я, распаляя информационный костер. На такое не выдержала и присоединилась уже и третья участница – повариха, ранее кружившая где-то в глубине своего пекла.
Общение было долгим, эмоциональным, путаным, но выведанная из него информация сводилась к следующему. Жила-была Верка-Верунчик Ладыгина, не особо умная и красивая (по крайней мере по мнению работниц питания), но симпатичная. Мужик у нее какой-то завелся, с этим все были согласны, и подтверждалось появлением детей, а также регулярной и не слабой денежной поддержкой – при том, что через почту алименты не поступали. О мужике ходили разные слухи, но описания различались, и достоверно его в селе никто не видел. Хотя и пытались – интересно же! Дочки-близняшки по фамилии были записаны на мать, отчествами Николаевны. Нина и Наташа внешне были схожи, но сильно различались характерами и способностями. Мать больше любила понятную ей Наташу и жаловалась, что безвестный соседям отец считает умной только Нину и хочет забрать обеих дочек к себе. Кто «он» и куда «к себе», она никому не рассказывала. Но при этом вертела из пальцев кукиши и приговаривала: «А хрен ему, ни одной не отдам! Раз не нам – так фиг вам!»
После школы обе дочки поступили учиться, только Наташка в медучилище в Арбатов, а Нинка в институт в Москву. Недавно одна из дочек померла. Вроде бы Наталья, потому как в Арбатове. Мать со второй дочкой привезли покойницу со свидетельством о смерти и похоронили как полагается. Вроде как нечаянное отравление, но тут тоже понятно, потому как если бы самоубийство оформили, так при церкви похоронить бы не позволили. А сейчас за денежки что хочешь причиной смерти оформят, хоть что тигры задрали – особенно если милиция не вмешивается. А если вмешивается – тоже ничего, только цена выше будет.
Но есть тут одно сомнение. Померла вроде Наталья и хоронили Наталью, а вот Нинка на похоронах какая-то не такая как всегда была. Прямо сама как покойница, хотя, если по правде, сестры очень дружны были, а что до схожести – так они иногда нарочно всех путали, молчали: пока не заговорит – толком и не поймешь которая.
Для начала я поехал на кладбище. На свежей могиле пока еще ничего не установили – земля должна осесть, но стояли венки, временный деревянный крест с табличкой и фотография. Фотография могла принадлежать любой из сестер, я их пока не настолько знал, чтобы различить. На табличке значилось «Н.Н. Ладыгина», что одинаково подходило к любой. То ли мать это сделала намеренно, то ли для временного креста больше и не требуется. Во всяком случае сомнение по поводу того, кто умер, у меня осталось.
Ну вот, кажется, я мог поздравить себя с удачей. Как минимум – с новой версией. На горизонте показался если не сам браслет работы великого гнома Вацурина, то по крайней мере след к нему – человек, который должен был знать, которая девушка умерла и зачем или за что ей давали браслет.
С кладбища я поехал к Вере Архиповне Ладыгиной. Она была дома. И очень похожа на фото дочки, просто одно лицо. Вот только по молодости она, может, и выглядела девушкой-цветочком, а со временем превратилась в целую необъятную клумбу. Это сравнение – для любителей природы, для других – ее можно было бы сравнить с фортификационной башней, оснащенной ронделями. Такая могла бы заткнуть любую вражескую амбразуру одной левой. Вид на хозяйку и – сквозь оставшуюся для обозрения щелочку дверного проема – на вешалку показывал, что денег от ее бывшего хватило не только на обучение дочек и их съемные квартиры.
–?Здрасссьте, – с напускной профессиональной легкостью сказал я, двигаясь в атаку на рондели застывшей в дверях хозяйки, – страховая компания «Медполис-Арбатов». Могу я видеть Нину Николаевну Ладыгину, прописанную по этому адресу? Простите, это вы?
–?Ну, – неопределенно сказала она, расплываясь в напомаженной улыбке. Ей польстило то, что ее приняли за дочь. – И чего?
–?Оформление получения страховки, – казенным голосом сказал я. – Два миллиона. Документики все попрошу.
–?Чего? – Она вскинула брови и сложила губы в бантик. – Что-то я вас не понимаю. Ну, заходите, раз пришли. – Хозяйка повернулась к мне тылом и отплыла в сторону, чтобы закрыть за мной дверь. Уж не знаю, какой хозяйка была в молодости, но мои смутные представления о предпочтениях гномов заколебались. Если спереди хозяйка была оснащена ронделями, то архитектурные формы сзади были целыми бастионами.
Комната была обставлена дорого и вне единого стиля. Мебель, музыкальный центр, телевизор – все было от дорогих иностранных фирм, разных материалов и стилей. Гномы здесь явно не работали. Хотя – я еще раз обозрел достопримечательности хозяйки, – возможно, я до сих пор судил о гномах только по детским книжкам, где все они – специалисты, занимающиеся горной металлургией и кузнечным и ювелирным ремеслами. А ведь должны быть еще всякие там гномовские чиновники, учителя, врачеватели, охранники и прочие. И возможно, что художественный вкус у гномовского королевского советника такой же, как у нашего обобщенного Черномырдина-Касьянова вне их команды дизайнеров. И он даже в кепке ходит как Ульянов-Лужков.
6
Нас на бабу променял!..
–?Я мать Натальи и Нины, – сказала Вера, усадив меня за стол, покрытый поверх пластиковой клеенки кружевной скатертью. – Что вы там говорили про два миллиона, которые мне достаются после покойной дочки по страховке?
–?Вам – ничего, – сказал я. – Ваша дочь Наталья за неделю до смерти застраховалась в пользу сестры Нины. Нам сначала в Арбатове милиция сообщила, что cмертный случай произошел в результате самоубийства, а в таком случае страховка не выплачивается. Но вчера позвонила девушка и сказала, что у нее есть документы о признании смерти не самоубийством, а следствием несчастного случая, неправильного обращения с медикаментозными препаратами. Нина прописана по этому адресу. Как мне ее увидеть? Если у нее такие документы есть, то пусть срочно оформляет заявление в течение недели, а то потом только через суд.
Вера законов не знала (естественно, кто ж у нас их читает?) и сразу пошла красными пятнами и
