этой задаче. И когда в реторте на его глазах родилась виноградная кисть, Мэкензи воскликнул: «Голод побежден!»
Этой фразой кончается рукопись. Завтра он выступит с докладом перед дирекцией «Кемикл америкен». Сейчас ему надо продумать выступление. Но он устал, голова клонится к столу. И что делать с этими двумя, которые сидят в кабинете? Почему их интересует открытие? Кто они - ученые? Промышленные шпионы? Если они из будущего, они должны знать все: и судьбу открытия, и его, Мэкензи, судьбу. Боже, они знают его судьбу! Эта мысль поразила Мэкензи.
– Скажите… - начал он.
Лед перебил его.
– Мы принесли вам благодарность всего человечества. И нашу с Эдой благодарность тоже.
Теперь они говорят о будущем. Мэкензи ставит вопросы, пришельцы отвечают осторожно, взвешивая каждое слово.
– За что вы благодарите меня?
– Двадцать два миллиарда людей на Земле и девять миллиардов на Венере и Марсе получают продукты из водных растворов.
– Расскажите подробнее.
– В каждом доме табло и чаша с морской водой, - отвечает Лед. - Набирается нужный шифр, и продукты готовы.
Мэкензи кажется, что молодые люди шутят с ним.
– Оригинальное открытие, опередившее время! - вступает в разговор Эда.
Мэкензи приятно и неприятно выслушивать похвалы. Он спрашивает:
– Кто вы такие?
– Искатели справедливости.
– Как это понять?
– Многое в истории, - объясняет Лед, - оказалось утерянным, забытым. Другое приписано людям, никакого отношения к открытиям не имевшим. Вспомните спор между Маркони и Поповым. Мы восстанавливаем справедливость в подобных спорах.
– Почему же вы у меня? Мое открытие было утеряно?
– Мы не можем вам сказать все, - ответил Лед. - Наша встреча не была предусмотрена. Что-то случилось на линии хроносвязи. Наверное, обрыв…
Эда опять пощелкала включателем на браслете.
– Как вы передвигаетесь во времени? - спросил Мэкензи.
– Вы не должны об этом никому рассказывать.
– Мне никто и не поверит.
– Пожалуй, не поверит, - согласился Лед. - Но это нелегко объяснить.
– Попытайтесь… - сказал Мэкензи.
Напряженность с обеих сторон исчезала.
– Время легко представить, как дорогу, по которой идет человечество. - Объясняя, Лед придвинулся ближе к Мэкензи. Лицо его стало по-юношески мягким и добрым. - Пройденная часть дороги - это прошлое. Настоящее - только миг. Собственно, настоящего нет. Существует лишь два времени - прошедшее и будущее. Прошедшее мы знаем, но легко забываем. Например, что вы делали в эту минуту в прошлый четверг?… Будущее мы можем предвидеть на кратком отрезке. Через час вы пойдете обедать, спуститесь лифтом на четвертый этаж, на террасе возьмете столик… Передвижение из будущего в прошлое происходит сквозь время. Представьте снаряд, капсулу, - я говорю упрощенно, - которая может двигаться вне зависимости от времени.
Лед старался говорить как можно проще, и это было заметно. Он тщательно подбирал слова, иногда повторялся, как это делают взрослые, растолковывая что-нибудь ребенку. Опять на какое-то мгновение Мэкензи почувствовал неловкость. Юноша рассказывал необычайные вещи, а Мэкензи, приходившийся ему дедом по возрасту, напрягал мысль, чтобы понять, о чем говорит мальчишка. Видимо, Лед тоже чувствовал это и волновался.
– Такой снаряд построен, - продолжал он, - невидимый, преодолевающий время. Одно лишь снаряд не может - останавливаться. На дороге истории человечества ничто не останавливается: обычный закон непрерывности движения. Только обрыв хроносвязи или неполадка на службе времени могут остановить нас.
– Это часто случается? - спросил Мэкензи.
– Я знаю два случая, - ответил Лед. - Орни застрял в ледниковом периоде и едва не замерз. Элл и Мини задержались в 1521 году при штурме Кортесом Теночтитлана - столицы ацтеков.
– Как же вы изучаете прошлое?
– Мы сближаемся с ним до отставания на одну тысячную секунды, и тогда нам видно и слышно все - даже дыхание человека.
– Так было со мной?
– С вами - тоже.
– Однако…
Мэкензи поежился. Как бы то ни было, но знать, что возле тебя стоят неощутимые, невидимые свидетели, которых отделяет только тысячная доля секунды, - кому это по душе? Соглядатайство это - шпионство! Впрочем, не все ли равно, никто об этом не знает. Тысячная доля секунды настолько прочная и непробиваемая броня, что можно не беспокоиться до тех пор, пока не произойдет поломка на службе времени. Как сейчас… Конечно, неполадка будет устранена. Они опять спрячутся за своей защитной броней. И вообще все это сон. Яркий, необычный сон. Вот и Лед перестал говорить. О чем же спросить?
– У вас есть государство?
– Нет, - коротко отвечает Лед.
– Границы?
– Нет.
– Разноязыкие племена?
– Нет.
– Что же у вас?
– Гармония.
– Коммунизм?
– Высшая его стадия.
– Что будет дальше?
– Эра объединения с внеземными цивилизациями.
– Вы их нашли?
– Пока немного - семнадцать цивилизаций.
– Что меня ждет в ближайшем десятилетии? - спрашивает Мэкензи.
– Не можем сказать. Это означало бы вмешаться в вашу личную жизнь. И в историю, - твердо сказал Лед. - Мы не можем этого делать.
– Но вы могли бы помочь в прогрессе науки.
– Нельзя этого сделать, не нарушая хода истории.
– А из более отдаленного будущего вы могли бы взять что-нибудь для себя?
– Не можем, поймите, - убеждал Лед. - Никто этого не может!
– Ни при каком условии?
Эда взглянула на Ивена. Кажется, что-то дрогнуло в его лице, но тотчас оно стало опять бесстрастным. Красивым и бесстрастным. Эда повернулась к Мэкензи:
– Не осуждайте нас, - сказала она.
– Назовите хоть год моей смерти! - взмолился Мэкензи.- Сколько мне еще жить и работать?…
Эда покачала головой. На Мэкензи повеяло холодом, будто перед ним сидели не юноша и девушка, а Парки, ткущие нить его судьбы. Но он тут же отбросил страх. Может быть, молчание девушки - единственно правильный ответ на его вопрос. Назови она дату его кончины, он прожил бы оставшиеся дни под страхом
