честно и до конца исполнить свой долг — ради будущих поколений, которых нам еще надо нарожать. Берегите себя — девушки. И — вперед!
Они отошли от захоронения метров на сто, когда и так еле заметный бугорок могилы резко осел, и провалился. Земляной червь учуял запах свежей падали и пришел за своей законной долей.
В это время на линкоре во всю шло приготовление к хитроумной операции, разработанной штабом. Собственно, идею подал Соболев. А перед этим после многочасовых, мучительных обсуждений, казалось, что все уперлось в полную безнадежность.
— Мы не можем даже дернуться из-за этого эсминца. А эсминец мы не можем уничтожить потому, что пострадает и линкор. Тогда нас накроют всем флотом. Просто замкнутый круг какой-то, — подвел итог Луи Фиш.
— Это все потому, что у нас нет сигарет, — со злостью сказал генерал Клебанов. — Был бы табак, сразу бы до чего-нибудь додумались. Майдачный, Валерка, — генерал перешел на русский язык, — давно надо было синтезировать какой-нибудь заменитель курева. Чем вы там занимаетесь? Фигню всякую делаете!
— Если бы вы изобрели табак, то сейчас тут бы нечем было дышать. Дымина стояла бы такая, хоть топор вешай, — устало сказал Соболев
— Да, курить хочется — как из пушки, — согласился сам Майдачный. — Я тут недавно во сне реально курил «Мальборо». Даже почувствовал его вкус.
— 'Мальборо'? Может 'Приму'? — поддел его Клебанов. Ученый не возражал.
— Я бы не отказался сейчас бы и от 'Примы'.
— А я от «Винстон», — сообщил Маккормик, уловивший суть разговора русских.
— А я больше всего в пору кадетства любил «Кэмел». Потом бросил, — понял и поддержал тему Райт.
И в ту же секунду в голове Соболева мелькнула та самая, единственно реальная мысль. Его соседи еще обсуждали преимущества уже несуществующих сортов сигарет, а он затаил дыхание, стараясь не спугнуть эту самую, невероятно простую и столь реальную идею.
'Завеса, дымовая завеса… Отвлекающий маневр'.
— Все! Я, кажется, придумал, — сообщил он.
— Что придумал, Саша, чем нам заменить табак? — Пошутил Зорич.
— Нет, как раскрутить эту ситуацию. Только шансов, что все сойдется опять же очень немного.
Он долго и подробно рассказывал собравшимся о своей идеи. Все молчали несколько минут, потом Райт сказал: — Сложно. Обломиться может в любой точке. Но… Надо попробовать. Как вы там, русские, говорите: 'Чем черт не шутит…'
— Пока Бог спит, — закончил цитату Клебанов.
И вот сейчас на Ковчеге полным ходом шло массовое переселение народов. В очередной раз Курт Манштейн утрамбовывал отсеки. За эти полгода какие-то из них уплотнились до полной загруженности, другие, наоборот, наполовину опустели. Все было в этом желании человека видеть в соседях своих земляков, с одним языком, и даже, желательно, из одной местности. И вот теперь Курт забивал эти дыры народом с одного из эсминцев. Сто тысяч человек переходили на новое место жизнеобитания. Все это сопровождалось всеобщим недовольством и массой конфликтов.
— Господин генерал, сколько можно! — Кричала на Курта дама лет сорока с неврастеническим лицом. — Меня переселяют с места на место уже четвертый раз за полет! Я не успеваю привыкнуть к одним соседям, как нас всех снимают, и тащат в другой конец этой чертовой железяки.
Ее тут же прервал мужчина, выглядевший довольно забавно. На нем был свежепошитый, еще не обмятый камуфляж, но на бритой голове, черная шляпа хасида.
— Это что! Вас переселяют просто так, а нас, десять человек правоверных иудеев, подселяют в отсек, полный арабов! Вы что, генерал, хотите, чтобы у нас началась третья мировая война?
— Третья мировая уже закончилась, эта будет четвертая, — устало пошутил Манштейн. — Хорошо, если вы не хотите к арабам, то вот там другой адрес. Запоминайте: сто сорок пять, пятьдесят шесть, двадцать.
— Спасибо, генерал. Можете же, когда хотите.
— Не за что. Посмотрим, как вы теперь уживетесь с армянами, — пробормотал Манштейн вслед хасида.
На опустевшем эсминце во всю шел монтаж нового оборудования. Весило оно не очень много, в большей своей части было самодельным, а значит и весьма невзрачное. Смотревший, как люди Майдачного возились с этими коробками, Фазиль Фатахов скептично спросил их начальника: — А эта куча электронного хлама не откажет в самый нужный момент? А то будет как в той сказке.
— Какой сказке? — Не понял его Майдачный.
— В той самой: 'Голый король'.
— А, нет, не должно. Главное, чтобы питание не отказало.
Ученый отвечал несколько не впопад. Он понимал, что капитан первого ранга готовиться к своему последнему рейсу, и это его спокойствие словно тисками сжимало горло Виктора. Слишком он привык к этому человеку, чтобы вот так, лично, готовить его к запланированному самоубийству.
Между тем разведчики Зорича готовились к своей самоубийственной миссии. Наставлял их Душан Зорич.
— Это план эсминца хинков. Ваша цель вот — рубка управления. Добраться до нее будет нелегко. Надо будет пройти как минимум сто пятьдесят метров, десять палуб вверх, тринадцать дверей. По идее они должны быть открытыми, в других случаях — принцип открывания такой же, как и у наших дверей — клавиатура сбоку. Код подберем, это не проблема.
— Сколько нам нужно будет там продержаться? — Спросил невысокий человек с седыми висками и спокойными манерами школьного учителя.
— Минут сорок.
Горан Дриндич, последний, оставшийся в живых ветеран, прошедший с Зоричем с самого начала Балканских войн, спокойно кивнул головой.
— Хорошо, продержимся.
— Потом можете уходить. Вы выдернем вас с помощью тарелки, — пообещал Зорич. — Примерно через полчаса.
Дриндич с улыбкой отрицательно качнул головой.
— Нет. Не надо, это лишнее. Я не думаю, что к этому моменту кто-то из нас будет еще живым. Но мы выведем его из строя, за это я ручаюсь.
Сербы начали одеваться. Сначала шло теплое термобелье, затем блестящий костюм «невидимки». Потом шло оружие, в большинстве своем трофейное, хинков. И было много гранат, особенно свето- шумовых.
Когда Зорич отошел в сторону, к нему тут же обратился Сашко Билич.
— Господин генерал, почему я не иду с ними? Это из-за того, что я слишком молод?
— И из-за этого тоже. Ты нам нужен здесь.
— Здесь я буду только наблюдать за боем, а там я могу помочь. Я не хуже их воюю. Разве не так?
— Ты лучше всех, — признал Зорич. — И моложе. Поэтому ты и остаешься.
Душан похлопал парня по плечу.
— Не лезь в пекло, Сашко. Ты еще навоюешься.
— Но Горан болен! У него рак, это знают все.
— Вот поэтому он и вызвался идти сам. Кстати, у остальных пяти человек его команды нет никого из родных.
— У меня их тоже никого нет.
— Как же нет? А я?
Билич растерялся.
— А что вы?
— Я думал, что ты мне уже как сын родной. Кстати, сынок, почему ты вчера не был учебе?
Сашко, как и многие, сейчас проходил ускоренный курс офицерского училища.
