попытаться отстоять Фему? Мы дети — она мать. Какой же подлец бросает мать в беде? Нет, Учитель, нельзя так. Нельзя! Сначала надо испробовать все. Все-все! Все мыслимое и немыслимое. И только потом говорить об отлете. Так думаю я.
Тиол саркастически усмехнулся.
— Если бы думал, а то одни эмоции. Хорошо. Предположим, последовав твоему совету, мы вступим в титаническую схватку за Фему, вкладывая в нее все без остатка. В таком предприятии иначе нельзя. Пробуем одно, другое, третье и так далее до неизбежного фиаско. Теперь надежды никакой и надо улетать. Но как улетать, когда ресурсы истощены, когда в бесплодных попытках растрачены силы и потеряно драгоценное время, когда удушье уже схватило за горло? Как решать в этих условиях титаническую задачу экстренного строительства тысяч и тысяч огромных звездолетов и переброски миллионов людей через таос? Как нам быть тогда, Гел? Скажи ради Алого!
Гел молчал.
— Взгляни, это должно тебя порадовать, Учитель, — сказал Map.
Тиол цепко схватил табличку и, пробежав записи, обрадованно воскликнул.
— Ты молодец, Map! Сто звездолетов через каких-то два цикла. Да это же просто великолепно! А через пять?…
— Еще тысяча, — лаконично ответил Map.
— Превосходно! Видит Алое, я хлопочу не о себе и даже не о вас. На ваш век воздуха хватит. Моя забота и боль о нерожденных… — Тиол встал и положил длинные худые руки на плечи Гела. — У тебя ясный, задорный ум и крепкие плечи, я хочу взвалить на них тяжкую, но почетную ношу. Сохранились ли у тебя силы после долгого полета?
— Сил хватит, — улыбнулся Гел, не сводя глаз с Тиола. Тиол торжественно выпрямился.
— Тогда слушай! Ты поведешь «Элон» к Ангару. Там тебя ждет честь и слава первооткрывателя новых миров. Что скажешь ты на это?
— Не торопи его, Учитель, — вмешался Map. — Дай подумать, это слишком серьезно да и не легко. Едва вернувшись, снова в путь и надолго. Быть может… навсегда.
— Благодарю тебя, Учитель, за доверие и тебя, Map, за внимание, но размышлять тут не о чем. Ни у меня, ни у вас нет выбора. Ведь я единственный ном Фемы с опытом дальнего таосполета. Еще вчера я сказал Айме, что, возможно, не долго пробуду на Феме, — обратился он к Тиолу. — И вот…
— А она? — тихо прервал Тиол.
Гел замялся.
— Не хочется огорчать тебя, Учитель…
— Довольно! — выпрямился Тиол. — Не нужно лишних слов, все понятно. Вот мои руки!
Гел прижал к груди сухие руки Тиода. Старик не сдержал вздоха, подумав: «В его радости моя горечь. Теперь она будет моей спутницей до конца. Скоро разлука… Разлука навсегда…»
— Итак, Гел?
— Все уже сказано.
— Значит, решено окончательно и…
— И бесповоротно! — подхватил Гел.
Они помолчали.
— Скажи мне, Гел… — начал Map задумчиво. — Только откровенно, без бравады. Не тебе страшиться упреков в малодушии. Вот ты согласился, для дела это хорошо, но мне кажется, у тебя неважно на душе.
Гел натянуто улыбнулся.
— Раз уж ты подметил, скрывать не буду. Но это не малодушие, нет. Совсем, совсем другое. Это тоска по предстоящей утрате и голод. Да, не удивляйся, это голод. Видишь ли, Map, я слишком долго был лишен всего. Море, горы, да что там… Для меня земля под ногами — счастье, свежий ветерок — роскошь, волна — чудо. Даже простая травинка — откровение. Я не устаю восторгаться, я не насытился, не утолил и сотой части своих желаний. Мне хотелось бы раствориться среди природы и пожить бездумно. Я устал, Map. Устал… И вот опять надолго в таос, а быть может, и навсегда.
— Если так, — встревожился Map, — ты волен поступить иначе. Всему есть предел, и тебя никто не осудит. Я первый пойму. Поверь!
Гел отрицательно покачал головой.
— Ты уже не понял. Это была тихая жалоба по ту сторону долга. Никому не будет легче, если не труднее. За моими плечами опыт, а положение слишком серьезно, чтобы этим пренебрегать.
Map сумрачно кивнул.
— Да, хорошего мало. Как горько это, особенно сейчас, когда жизнь наконец-то наладилась и становится все краше… Эх, Гед! Вспомни, как мы неустанно и терпеливо убеждали, что военная техника поднялась уже на тот уровень, когда война превращается в самоубийство. Но разве они верили? Нет, куда там! С гиком наперегонки мчались к пропасти. И вот расплата…
— Оставим это! Поговорим лучше о полете.
— Да, конечно, займемся полетом. Прежде всего экипаж…
— Пятеро уже есть! — перебил Гел.
— Когда успел?
— Трое прежних, я и Айма Тиол.
— Рад за тебя, Гел, ты уносишь хоть немного счастья.
— Отбрось «не», — улыбнулся Гел.
— Вдвойне рад, если так. Ну а те трое? Назови имена.
— Пэн Дил — полимедик и связист, Иола Асентор — астронавигатор и знаток мыслящих машин. Третьего ты должен бы помнить: вы встречались и беседовали. Это астроном и астронавигатор Зор Темей, мой эном. Все трое опытные навты.
— А скажи, как у них?… — Map замялся, вспоминая. — Ну, это самое, что бывает при долгом совместном пребывании… Вертится на уме, а никак не дается. Вот досада!
— А, бэза![4] — догадался Гел. — Слава Алому, ни у кого никаких следов. Теперь они иммунизированы до конца дней.
— Это как сказать, — покачал головой Map. — Мы еще слишком мало знаем о ней.
— Хватит и того, что известно. Медики любят преувеличивать, это болезнь бездельников и слабых духом. Побольше работы, веры в дело и друзей, только и всего!
— Быть может, ты и прав. Хорошо, сколько же всего полетит на «Элоне»? Решать тебе.
— На мой взгляд, десять человек вполне достаточно. Но ума не приложу, где взять еще пять опытных навтов?
— Не нужно навтов. Не нужно и опытных, — раздельно произнес Map. — Набери просто молодых: юношей и девушек, здоровых, неглупых и смелых. Людей самых разнообразных профессий, способных воссоздать жизненный комплекс буквально на пустом месте. Найди энтузиастов, готовых пожертвовать настоящим ради будущего там. — Он показал на небо. — Отныне ваше будущее там и только там! — подчеркнул он. — Возвращение? Не знаю. Мало надежды, а все же храните ее.
— Астролетчик и химик Ган Бор, — представил Зор и четкой скороговоркой перечислил: — Сделал восемь рейсов на Танту, десять на астероиды, пять испытательных и…
— Не надо, не продолжай! — перебил командир. — Знаю, слышал, как же, Ган Бор — человек без нервов. Не так ли?
Ган Бор, неулыбчивый, холодноглазый атлет, серьезно возразил:
— Нервы, конечно, есть, но крепкие.
— А подруга? — усмехнулся Гел.
— Тоже есть.
— Кто она?
— Рина Роа, художница и агроном.
— Ее трудовой комплекс меня и смущает, — вставил Зор. — Ну на что она годится в полете?
— А меня нет, — возразил Гел. — Мы уходим надолго. Красота и искусство нужны нам, как воздух и
