– Подождите, я не закончил. Вместо букв авторы первичной книги использовали образы, символы… Эти образы были перевраны и искажены последующими поколениями. Так возникли сначала иероглифы, а затем и алфавиты разных стран. Но первобуквы, эти самые образы, про которые я вам говорил, остались на картах. Не на всяких, конечно, а в основном на картах таро. Вот, к примеру, джокер… – И тут же из колоды выскочил джокер и уставился на Маяковского лукавым взглядом. – Это ведь не просто шут, а двадцать второй из старших арканов – весьма крупная величина.
– Все, что вы говорите, очень интересно! – зашевелился на диване Родченко, которому стало неловко за мрачное поведение друга. – А как карты попали в Европу?
– Их принесли цыгане, – ответил маг, как и прежде, глядя только на Маяковского.
– Ясно, – сказал Маяковский. – Ограбили какого-нибудь божка, какого-нибудь вицли-пуцли с квадратным носом?
– Вицли-пуцли здесь ни при чем. Цыгане пришли в Европу из Египта. Потому их и называют Gipsy – египтяне. А к ним в руки карты попали от древних египетских магов.
Маяковский слушал немца с ироническим интересом. А Родченко возбужденно произнес:
– Удивительное дело! Ведь получается, что карты таро, про которые вы говорили, очень похожи на фотографии! На лучшие из фотографий, на те, в которых удалось запечатлеть основополагающие сочетания форм и света.
– Может быть, – сказал немец и наконец-то посмотрел на Родченко. – Но в фотографии я мало смыслю. Меня больше занимают карты.
– И напрасно! Фотографии останавливают время!
– Карты находятся вне времени, – возразил маг.
Он хотел еще что-то добавить, но тут заговорил Маяковский. Заговорил голосом усталым и спокойным.
– Герр Риттер, зачем вам кольцо? Столько усилий из-за никчемной побрякушки.
– Мне обязательно отвечать на этот вопрос?
– Я пришел сюда, чтобы задать его, – сказал поэт. – И не уйду, пока не услышу ответ.
– Но мой ответ может показаться вам странным. Возможно, даже невразумительным.
– Я это переживу, – сказал Маяковский.
– Что ж… – Лысый маг чуть дернул рукой, и колода исчезла, словно ее и не было. – Пожалуй, я могу вам рассказать. Но, поскольку вы не верите в мистику, вам мой ответ не понравится.
– Переживу и это, – снова сказал Маяковский.
– Ну, тогда слушайте. Я очень люблю свою страну, герр Маяковски. Люблю Германию. То, что с ней случилось, не может не огорчать меня. Моя страна в упадке. Но в последнее время появились предпосылки к скорому возрождению!
Герр Риттер приподнял голову, выпятив вперед подбородок. Его голубые глаза засверкали.
– Грядет вождь, который возродит германский дух! – торжественно произнес он. – Дух нации победителей! Вот тогда и пригодится это кольцо. Кольцо власти, которое носили египетские фараоны и римские цезари!
– Вождь… Fuhrer, – с любопытством глядя на мага, повторил Родченко по-немецки.
А Маяковский желчно заметил:
– Чепуха. Типичная мистика.
– Ну да, мистика, – не стал отрицать герр Риттер. – Но новый германский вождь, который явится нам из сакрального тумана, будет вынужден прислушиваться к мистикам. Немцы – мистическая нация с мистическим мышлением. В этом мы немного похожи на русских. Однако наша мистика – мистика победителей, наследников нибелунгов, а не благообразных старцев и мучеников, пестующих свои страдания. Мистика властвующих, а не покоряющихся!
– И где же сейчас ваш вождь? – мягко поинтересовался Родченко. – Он уже родился?
– О да! – торжественно произнес Риттер. – Он не только родился, а уже выковал свой дух на фронтах минувшей войны. Осталось совсем немного, чтобы он обрел силу и власть. Его имя пока неизвестно, но он уже идет. Он близок!
– Что же он сделает, когда придет к власти? – снова спросил Родченко. – Сформирует правительство из магов и фокусников?
Немец посмотрел на Родченко и улыбнулся.
– Грядут огромные перемены, – доверительно сообщил он. – Я это чувствую и предвижу. Впереди всех нас ждет что-то, в сравнении с чем ваша русская революция не более, чем легкое землетрясение.
– Значит, это будет мировая революция, – объявил Родченко.
– Называйте как хотите, не важно. Главное, что устои современной цивилизации будут потрясены до самого основания.
– И много крови прольется? – поинтересовался Родченко.
– Саша, что ты его слушаешь, этого шарлатана! – грубо вмешался Маяковский, начиная терять терпение.
– Погоди, Володь. Так много крови прольется?
– Больше, чем за всю историю человечества, – с тихим восторгом ответил немец. – А почему это вас так тревожит? Неужели кровь – повод остановиться? Разве русская революция пролила мало крови?
– Мы хотим построить справедливый мир, где каждый сможет реализовать свои таланты, а вовсе не властвовать над другими нациями, – сказал Родченко.
Герр Риттер криво усмехнулся.
– Желания не имеют значения. Мы делим общество на нации, вы – на классы. В итоге и того и другого получается освобождение и благо для своих и порабощение и гибель для чужих. Герр Маяковски, разве не русский поэт написал: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем! Мировой пожар в крови!»?
– Господи, благослови, – машинально прошептал Маяковский.
Немец торжествующе на него посмотрел.
– Видите? – сказал он. – И вы требуете санкции у высших сил. И вы призываете их на помощь. И вы – мистики! От высших сил никуда не денешься. Все мы, в конечном итоге, стоим между раем и адом и сознательно делаем свой выбор. Случись что, оправдаться высшими идеалами будет невозможно. А теперь, друзья мои, позвольте с вами распрощаться. У меня сегодня еще одно маленькое выступление в кабаре на Сухаревке. Рад был с вами познакомиться, герр Родченко. А вы, герр Маяковски, не забывайте о моем предупреждении. И не забудьте про карточный долг. Иначе он вас будет мучить до конца ваших дней – я вам это предрекаю как оракул.
Герр Риттер засмеялся мягким, журчащим смехом.
4
– Темная личность, – резюмировал Родченко, выходя на улицу и доставая из кармана трубку.
– И не говори.
– Подожди, Володь, я раскурю.
Они остановились под фонарем. Родченко разжег трубку, пахнув в лицо поэту ароматом вишни, а Маяковский закурил папиросу. Вечер был теплый, небо усыпано звездами. Ни снегопада, ни ветерка. Полное спокойствие.
«Всю бы зиму так», – подумал Родченко, пряча в карман кисет с табаком. Маяковский, задрав голову, смотрел на звезды. Из угла его рта свисала папироса.
Посмотрев на друга сквозь облако дыма, Родченко спросил:
– Ты много ему проиграл?
– Не важно.
– Сколько?
– Жизнь, – насмешливо ответил Маяковский.
Родченко нахмурился, решив, что поэт шутит и что шутка эта несколько дурного свойства.
Маяковский перестал смотреть на звезды и повернулся к другу.
– Как Варвара?
– Нормально. Скучает по тебе. Прости, что спрашиваю, но что у вас с Лилей? Вы совсем не общаетесь?
