Они вошли в здание, поднялись на четвертый этаж. Охранники следовали за ними. Сразу четверо. И Казберук впереди. Геннадий Данилович вошел в свой кабинет и прошел к своему креслу. Устало в него опустился. Дронго сел на один из стульев, стоявших у стола.
– Что мне теперь делать? – спросил Ледков потухшим голосом. – Действительно уехать на Сейшелы и там спрятаться? Или Хомичевский приедет за мной и туда! Кто-то из моих близких сошелся с этим негодяем и теперь сливает ему информацию.
– Я бы не был так категоричен.
– Но вы сами видите, что происходит. Сначала задушили Низамова, потом выбросили из окна Борю Туричина и, наконец, вчера застрелили Кима Сипакова. Что сделают со мной? Четвертуют? Отрежут голову? Или раздавят катком?
– У вас буйная фантазия.
– Это не у меня. А у того негодяя, который всё это подстроил и решил нас перебить по одному. Только почему он начал с Байрама? Ему нужно было начать с меня или с Жени Петунина. Первые двое должны были быть именно мы. Чтобы остальные не успели подготовиться. Ведь у нас есть свои возможности, свои охранники, свои телохранители. Мы можем нанять новых людей. А несчастный Байрам был беззащитен. Сколько раз мы его уговаривали бросить этот чертов санаторий, но он нас не слушал.
– Правильно делал, – ответил Дронго. – Он ценил вашу дружбу, а не вашу способность ему помогать деньгами или устраивать на работу.
– Мы все ценили дружбу, – Ледков растегнул рубашку, ослабил узел галстука, – настоящую мальчишескую дружбу. Вы даже не представляете, сколько мне пришлось пережить, прежде чем я стал таким «крутым» хозяином фирмы! Мы ведь начинали с нуля. Создали кооператив, торговали карандашами и пеналами. Потом начали поставлять бумагу, разные лесоматериалы. В меня два раза стреляли. Это было ещё в середине девяностых, когда казалось, что весь мир сошел с ума. Время было такое, сумасшедшее. Кто сумел, ухватил. Кто опоздал, проиграл. А я никогда хапугой не был. Не так меня воспитывали дома. Я, конечно, был не таким образованным, как мои братья. Один дипломат, а другой технолог на крупном производстве. Только и я по жизни не просто так прошел. Пока всё наладил, пока всё заработало, с меня семь потов сошло.
Он перевел дыхание.
– Считается, что любой богатый человек – это обязательно жулик и проходимец. Сегодня я видел, как на меня смотрела старший следователь. Она думает так, как и все остальные. И этот молодой следователь тоже считает меня априори мошенником. Раз есть деньги, значит, обязательно кого-то обманул, у кого-то отнял. А я никого не обманывал. Мы лесорубам платили в два раза больше, чем все остальные. Даже в три. Я, конечно, не ангел. Всякое бывало. Но всегда старался жить по совести. Не отнимать у людей последнее, не обманывать, не предавать. Мы только последние несколько лет наконец вышли на запланированный график поставок и наладили сбыт нашего материала за границу. И то сейчас такие препоны ставит таможня. А налоги какие. Но ничего, мы пока держимся. Я думал, что всё самое страшное уже позади. А теперь выходит, что самое страшное у меня ещё впереди. Время нашего страха. Сначала, в девяносто первом, когда всё распалось и никто не знал, как будет с нами, чем все это кончится. Многие даже не представляли, чем будут кормить свои семьи. Хлеба в магазинах не было, и денег у нас тоже не было. А те, какие были, превратились в обычные фантики, в бумажки.
Потом середина девяностых, безумные годы. В людей стреляли прямо на улице, убивали из-за тысячи долларов, из-за понравившейся квартиры, из-за непоставленной подписи.
Дефолт девяносто восьмого. Казалось, что это окончательный крах. Я две ночи просидел с калькулятором, понимал, что уже никогда не вылезу из долгов. Хоть в петлю лезь. Умирать буду, а не забуду, как нашу экономику спас тогда Примаков и его команда. Что они сделали, до сих пор не понимаю. Но отодвинули страну от пропасти, куда мы летели. Говорят, что эффект был достигнут за счет девальвации рубля. Вранье это. Эффект был достигнут за счет умелого правительства. А его потом как отблагодарили, в шею выгнали. И ещё как издевались над ними. Вот так и жили. От страха к страху. Пока наконец Путин не появился. В первые годы всё равно боялись. Война чеченская, террористы, взрывы домов. У меня один из сотрудников там погиб, помошник Эмиля Борисовича. Только в последние годы немного успокоились, работать начали, поверили в себя. И теперь с таким столкнулись. Что мне делать? Всё бросить и сбежать? Или где-нибудь отсидеться? Только я не такой человек, чтобы меня можно было испугать. Я и в детстве не боялся Хомичевского, хотя знал, что он сильнее меня и часто с ножом ходил. Но я всё равно за ребят заступался.
Дронго молча слушал.
– Я собираюсь заехать вечером к Тамаре, чтобы её одну не оставлять, – сообщил Ледков, – давайте поедем вместе. Жене Петунину я не хочу говорить про её сына. Про него никто не знает, кроме меня и вас.
– Поедем, – согласился Дронго, – но сначала давайте ещё раз продумаем, как нам себя вести. И где нам лучше поджидать возможного убийцу. Мы обязаны на этот раз не ошибиться. И ещё один вопрос. Сегодня в разговоре со следователем вы упомянули какого-то экономиста, который переводил деньги. Когда мы с вами очертили круг людей, которые могли знать о работе охраны, никто не упоминал этого экономиста.
Глава одиннадцатая
Ледков задумался, вспоминая, что именно он сказал, затем неохотно кивнул:
– Потом мы ещё раз с Сашей проверили всех, кто мог знать о переводе денег в охранное агентство. Сам Левин не переводил денег, он дал поручение одному из своих экономистов. Руководителю своего отдела.
– Кто это?
– Светлана Дербенева. Молодая женщина, племянница одного из руководителей нашего филиала в Петрозаводске. Эмиль Борисович считает её одним из лучших специалистов. Она работает у нас уже три года. Или чуть больше двух. И мы её все время выдвигаем, повышая ей оклады. В общем, она работает у нас достаточно давно, чтобы мы могли оценить её деловые качества.
– Я могу с ней встретиться?
– Конечно. Они сидят на третьем этаже. Позвать её сюда?
– Нет, в вашем кабинете она будет чувствовать себя неуютно. Может, мне выделят какой-нибудь кабинет?
– Хорошо. – Ледков позвонил секретарю: – Откройте наш конференц-зал. Там будет работать наш эксперт. И покажите ему, где всё находится.
– А потом я хотел бы поговорить с Левиным, – попросил Дронго.
– Почему с ним? Он самый безобидный в этой компании.
– Именно поэтому. Мне важно знать его субъективную оценку происходящих событий.
– Как хотите. Можете переговорить со всеми нашими сотрудниками, лишь бы узнать, кто мог сообщить Хомичевскому о времени появления сотрудников охраны.
Дронго поднялся и вышел из кабинета. Секретарь отвела его в конец коридора, где находился небольшой конференц-зал для переговоров. За круглым столом было расставлено несколько стульев. Все было обычно, без ненужных излишеств, которые иногда встречаются в крупных компаниях. Дронго сел на один из стульев в ожидании Дербеневой. Он достал ручку и начал составлять свой список. Сам Ледков, Петунин, Арнольд Кросс, Левин, жена Ледкова, его любовница, Александр Казберук, экономист Дербенева. Кто ещё? Об охране могла знать Тамара, вдова убитого Сипакова. Может, она где-то проговорилась? В любом случае нужно будет поговорить сегодня и с ней.
В дверь постучали. И только затем дверь немного приоткрылась, и вошла невысокая женщина. Ей было лет под тридцать. Собранные волосы, внимательный взгляд, красивая оправа для очков, деловой костюм фисташкового цвета. Она подошла к столу.
– Меня просили подняться в конференц-зал для беседы с вами, – сообщила женщина. – Здравствуйте, я Светлана Дербенева.
Он пожал ей руку и указал на стул рядом с собой. От женщины исходил легкий аромат парфюма. Она села на стул, спокойно глядя ему в глаза.
– Меня обычно называют Дронго, – представился ей привычной фразой.
– Я знаю, – кивнула она.
