– Ничего лучшего ты придумать не мог? – спросила она.
– Это приказ Романенко, я ему звонил. Вызвать охранника-мужчину я не могу. Надеюсь, ты это понимаешь?
– Я должна поехать с тобой, – произнесла она дрогнувшим голосом, – мой долг найти того, кто «заказал» Труфилова и послал Бергмана в тюрьму.
– Когда мы его найдем, я тебе позвоню, – тоном, не терпящим возражений, ответил Дронго, – а до тех пор оставайся здесь.
Он сознательно завел этот разговор при обеих женщинах, чтобы Галине неудобно было отказаться, ведь это означало бы, что она лишает их охраны в такой опасный для них момент.
– В автомобиле внизу двое сотрудников ФСБ, – заметила она, – один может подняться наверх и остаться в квартире.
– Нет, я могу доверить их только тебе. В три часа дня поедешь с ними в больницу. И будешь все время при них. Это своего рода психотерапия. И для тебя, и для меня. И для всех нас.
– Ты не врач, а я не душевнобольная, – с раздражением возразила она, – все это неправда. Просто ты хочешь от меня избавиться.
– Бывает ложь во спасение, – проговорил Дронго.
– Оставайся, – сказала вдруг мать Вейдеманиса, – нам так тяжело. И тебе тоже. И ему, – она показала на Дронго, – у него такая большая душа, она способна вместить все наше горе. Оставайся!
Галина растерялась, не зная, что делать.
– Да, бывает ложь во спасение, – задумчиво повторил Дронго, – убедился в этом на примере собственных родителей. Двадцать лет назад матери должны были удалить желчный пузырь и операцию назначили на десять утра. Отец каждый день навещал ее и очень переживал. Совсем недавно он перенес тяжелый инсульт, и мать впервые в жизни соврала ему, сказав, что операция на четыре, чтобы, когда он придет, все уже было позади.
В десять утра ее повезли в операционную. А на следующий день она с удивлением узнала, что отец, выяснив у врачей, в котором часу операция, уже с девяти утра находился в больнице. Потом объяснил матери, что решил не волновать ее и поэтому накануне ничего не сказал. – Дронго помолчал и добавил: – Мать не хотела волновать отца, а он – ее.
Илзе улыбнулась. Ее бабушка смахнула слезу.
– Они живы? – спросила она.
– Да, – кивнул Дронго, – им далеко за семьдесят. Но они до сих пор ходят, взявшись за руки. И ни разу за полвека совместной жизни не разлучались надолго. Ни разу.
– Дай им Бог здоровья, – прошептала старая женщина, – это великое счастье.
Галина отвернулась, едва сдерживая слезы.
– У меня пустой пистолет, – неожиданно глухим голосом сказала она.
Дронго сунул руку в карман, вытащил патроны. Она схватила патроны и убежала в библиотеку. Илзе испуганно посмотрела на бабушку.
– Оставайтесь здесь, – сказала мудрая женщина, – я сама с ней поговорю. Она не может справиться со своей болью, с сильными людьми такое часто бывает.
Она поднялась и пошла за Галиной. Илзе не произнесла ни слова. Только взглянула на Дронго. И этот взгляд был красноречивее всяких слов. Совсем еще юная, она понимала всю сложность ситуации. Дронго пошел в кабинет и позвонил Романенко.
– Доброе утро. Я решил оставить Галину у себя дома. Пусть охраняет семью Вейдеманиса. Это пойдет ей только на пользу. Иначе она может сорваться.
– Согласен, – сказал Всеволод Борисович, – пусть поостынет. Она была вчера в таком состоянии. Я даже испугался. Этот мерзавец, наверно, ее ударил. Я видел, как горела у нее щека.
– Этим мерзавцем был я, – признался Дронго.
– Вы? – изумился Романенко. – Вы ударили женщину?
– Она хотела застрелиться, – объяснил Дронго, – я вытащил патроны из ее пистолета. У нее началась истерика, и пришлось успокоить.
– Странный, однако, способ, – удивился Романенко, – впервые слышу.
– Пришлось, – сказал Дронго, – мне очень стыдно. Но другого выхода не было. Есть какие-нибудь новости?
– Есть. Мы действительно обнаружили на пульте управления отпечатки пальцев, но не хозяина квартиры. Однако результат нулевой. В картотеках МВД и ФСБ таких отпечатков нет. Значит, известные нам преступники отпадают.
– Не думаю, что это был преступник, – заметил Дронго, – более того, убежден, что это бывший офицер. Либо спецназа, либо еще какого-нибудь ведомства. Попов не пустил бы в дом обычного уголовника. Может быть, бывший сотрудник КГБ или ГРУ. Нужно проверить.
– Где мы возьмем их отпечатки и как это можно проверить? – спросил Романенко. – Кто разрешит нам рыться в картотеках ГРУ или бывшего КГБ? Уже не говоря о том, что отпечатков пальцев там наверняка не будет. Эксперты считают, что в Труфилова и Попова стрелял один и тот же человек. Хотя в случае с Труфиловым пистолет был обнаружен в мусорном баке у здания аэропорта, видимо, убийца бросил его туда. Сейчас с этим пистолетом работают эксперты. Пытаются определить, каким образом он попал к убийце. Но это растянется на несколько недель. А у нас нет времени. Завтра состоится суд над Чиряевым. Мы уже оформили запрос. Гарибян и Савин поехали в Бутырку и Лефортово, опрашивают бывших членов его банды. Если удастся выудить какие-нибудь подробности, приобщим их к делу. Только бы немцы согласились выдать Чиряева.
– И что дальше? – спросил Дронго.
– Привезем Чиряева в Москву, снимем с него показания и тогда раскрутим Ахметова по полной программе. Ведь люди Чиряева на него работали.
– Чиряев – вор в законе, – напомнил Дронго, – и ни слова не скажет. Ни при каких обстоятельствах.
– Я что-то не понимаю, – возмутился Романенко, – на чьей вы стороне? Что значит не скажет? Нам нужен Чиряев в Москве, а не в Берлине. Как только Ахметов узнает, что Чиряев здесь, станет более разговорчивым. Нам нужен Чиряев в Москве, а не в Берлине. Иначе завалим все дело.
– У меня есть другое предложение, – сказал Дронго.
– За ночь придумал. План немного рискованный, но вполне осуществимый. Если разрешите, приеду к вам и все расскажу.
– Меня порой в дрожь бросает от ваших планов, – сказал Всеволод Борисович, – но надо признаться, вы всегда оказываетесь правы. Когда-нибудь из-за ваших затей меня уволят с работы.
– Не исключено, – очень серьезно ответил Дронго, – вполне возможно, что вы не согласитесь со мной, но мне кажется, мы должны сыграть на опережение, не ждать показаний Чиряева, а получить от Ахметова доказательства вины не только сотрудников Минтопэнерго, но и высокопоставленных чиновников.
– И вы знаете, как это сделать?
– Во всяком случае, попытаться можно. Через полчаса буду у вас.
Дронго положил трубку и взглянул на часы. Было начало одиннадцатого. Из библиотеки доносились тихие голоса, очевидно, Галина что-то рассказывала матери Вейдеманиса. Дронго выключил компьютер и вышел из кабинета.
Москва. 11 мая
Утром она долго нежилась в постели. Последние годы ей не приходилось работать, и она жила как хотела. Подолгу просиживала в косметических кабинетах, приглашала на дом массажисток, обставила квартиру по последней моде. Но денег, посылаемых Чиряевым ежемесячно, катастрофически не хватало. Десять тысяч долларов уходили в первые несколько дней. Потом она начинала занимать у знакомых, часто отдавая с процентами. И денег снова не хватало.
Проснувшись наконец, вспомнила, что денег опять не хватило. После уплаты долгов и покупки светильника осталось около полутора тысяч долларов, на них нужно было как-то продержаться до первого июня. Мара зевнула, взглянув на часы. Уже десять. Как сладко она спала! Странно, что ей ничего не приснилось. После встречи с Егором приятно ныло все тело. Она снова закрыла глаза. Несмотря на
