28 октября 1955 г., как вспоминает Самко, «Новороссийск» стоял на внешнем рейде, выполняя учебные задания. Около 22 часов линкор подошёл ближе к берегу и стал на бочки.
Примерно в 1 час 30 минут 29 октября на линкоре произошёл взрыв. Он был глухой, многих моряков, спавших на соседних судах, он даже не разбудил.
Однако позже выяснилось, что сила взрыва была ужасной: в днище «Новороссийска» образовалась пробоина, от борта до борта, шириной 5–6 м, общей площадью около 150 м2. Было пробито восемь палуб, верхняя палуба слегка вспучилась…
На «Новороссийске» срочно собрались адмиралы, в том числе командующий Черноморским флотом вице-адмирал В. Пархоменко, член военного совета вице-адмирал Н. Куликов и контр-адмирал Никольский.
— В корабельном уставе записано, если на корабле появляется старший по званию, то он принимает всё командование на себя, — говорит Самко. — Мне точно известно, что старпом линкора обратился к Пархоменко с просьбой разрешить дать полный ход назад. Согласись Пархоменко отдать такую команду — «Новороссийск» был бы спасён. Ну винты, рули поломали бы — это уже не в счёт. Однако линкор выскочил бы кормой на мелководье. И не случилось бы той кровавой каши… Но Пархоменко отдал другой приказ: «Не поддаваться панике, бороться за живучесть корабля!»
Увы, знаменитая флотская дисциплина, всегда помогавшая побеждать и выживать, в этом случае стала одной из причин гибели множества людей. Ни один из главных морских военачальников, находившихся на гибнувшем «Новороссийске», не смог во имя здравого смысла «переступить» через Пархоменко. Впрочем, растерявшиеся флотские начальники забыли даже о самом элементарном — распорядиться надеть спасательные пояса…
— Около 5 утра «Новороссийск», — говорит Самко, — начал крениться на правый борт. Ненадолго лёг на него, а потом быстро перевернулся, только днище осталось выглядывать из воды. В этот момент наш катер отошёл метров на 70, боялись, что будет «сосать»…
Часть моряков пошла на дно уже мёртвыми — от ударов артиллерийских стволов, других предметов, валившихся с палубы. Десятки просто оказались под палубой перевернувшегося линкора. Очень многие утонули, потому что не умели плавать, а также из-за шокового состояния.
— Начали спасать, — продолжает Самко. — Картина была, конечно, ужасной. «Новороссийск» перевернулся с зажжёнными огнями. Когда мы стали вытаскивать людей из воды, многие были кто в чём. Быстро подняли человек 40–50. Мичман подошёл ко мне, говорит: «Всё, больше уже нельзя, можем не дойти». Пошли в военный госпиталь, он как раз на берегу напротив был… Второй раз уже не ходили, нам дали команду возвращаться на своё место.
Когда наступило утро, корма «Новороссийска» ещё несколько часов оставалась на поверхности вверх килем. А по воде непрестанно раздавались леденящие душу звуки — из чрева перевернувшегося линкора металлом о металл стучали, зовя на помощь, несколько десятков матросов и офицеров нижней команды.
К этому времени рядом уже находилось спасательное судно «Карабах». Однако шли часы, а никто из высших морских военачальников, благополучно вытащенных из воды, практически ничего не делал, чтобы вызволить моряков из стального плена. В конце концов, спасатели с «Карабаха», так и не дождавшись официального распоряжения, решили действовать самостоятельно.
Но только 6 человек спасли они из чрева линкора.
А ведь спасти можно было гораздо больше людей. В порту имелось множество компрессорных установок. Однако линкор пошёл на дно, хотя мог оставаться на плаву, пусть в перевёрнутом виде, ещё не одни сутки.
— Через шлемофоны было слышно, как обречённые моряки пели «Врагу не сдаётся наш гордый „Варяг“!», — рассказывает Самко. — Какому вот только врагу так и не сдались наши ребята…
Официальных данных о количестве погибших так и нет до сегодняшнего дня. Однако, по некоторым сведениям, собранным советом ветеранов «Новороссийска», их 608.
— Это очень заниженная цифра, — уверен А. Самко. — Вначале трупы поднимали на берег по одному (водолазов приходилось «чистить» — не выдерживали такого), потом стали делать по-другому. Есть такая большая десантная баржа, БДБ. Она «скулу» отбрасывала, застилали брезент, и туда заводили утонувших, кого — за руку, кого — за ногу…
Самко уверен, что погибло больше тысячи человек.
— Об этом ещё никогда не писалось и не сообщалось, но, наконец, нужно, чтобы родные погибших знали правду. Вечером 28 октября, за несколько часов до взрыва, на «Новороссийск» прибыло более пятисот новых членов экипажа. Нашу военную базу в Порккала-Удд мы передали финнам, а личный состав был разбросан по флотам. Вот так более 500 бывших солдат береговой охраны с той базы и попали на линкор.
Их привели в 22 часа. А через три с половиной часа произошёл взрыв, говорит очевидец. Этих ребят не успели, по-видимому, даже расписать по боевым постам, а вполне возможно, они даже не были ещё занесены в список личного состава линкора.
Конечно же, руководству хотелось уменьшить число жертв. Так что скорее всего родственники погибших мальчишек получили стандартные извещения «погиб при исполнении боевого задания». А где и как — не сообщалось никому.
Морякам положены рабочие и хромовые ботинки. А когда доставляли трупы утонувших, у сотен на ногах были сапоги… Эти солдатики не могли за несколько часов стать моряками и тонули в первую очередь…
— Я говорил потом со многими офицерами, — вспоминает Самко, — в том числе нашего 407-го аварийно-спасательного дивизиона, и все знали про то, что перед взрывом на «Новороссийск» были доставлены солдаты. Собственно, как можно такое скрыть, об этом весь флот говорил. Но вот официального признания об этом так до сегодняшнего дня и не прозвучало…
Погибших хоронили по нескольким кладбищам Севастополя. В обстановке «полной секретности». Рассказывает ещё один непосредственный участник тех событий, ныне краснодарец, Юрий Ярушкин:
— Я в то время был в Севастополе в учебном подразделении. На третий день после взрыва линкора меня поставили в цепь охраны места, где хоронили погибших в братской могиле. Это была северная сторона. Была вырыта траншея, на дно постелен брезент. Сколько человек сложили там и засыпали — не знаю. Мне, как и другим, было приказано не пропускать никого из посторонних. Больше на такое дежурство меня не ставили.
«Посторонними» часто оказывались матери, отцы, жёны и дети погибших моряков, просто близкие и друзья. По воспоминаниям других моряков и солдат, поставленных на охрану нескольких погребений, некоторые родственники всё же «прорывались». «Не будешь же штыками этих убитых горем людей останавливать…»
Севастополь тогда был закрытым городом. Напуганные крупнейшей катастрофой в послевоенной истории флота военные и правительственные чины сделали всё, чтобы максимально заглушить эхо взрыва. Тела погибших родственникам не выдавались, имена многих так и не появились над скорбными холмами братских могил.
Больше всего погибших похоронили там, где воздвигнут из бронзы одного из гребных винтов «Новороссийска» «Скорбящий матрос» с приспущенным флагом. Этот памятник «новороссийцам» виден и с моря…
— Даже в 1956 г. в Северной бухте было запрещено купаться, — говорит А. Самко. — Я сам вот так, ладони ковшиком, набирал воду — в ней плавали червячки и разложившееся человеческое мясо… Линкор подняли со дна только 2 мая 1957 г. и увели в Казачью бухту для разделывания.
Несмотря на все расследования, причина взрыва «Новороссийска» до сих пор остаётся тайной. Как по свежим следам, так и сейчас в ходу остаются две основные версии.
По одной из них линкор стал жертвой случайной, оставшейся со времён войны мины. Против этой версии много «но». Тот же Самко рассказывал мне, что когда они позже тралили это место, то нашли кучу магнитно-акустических мин в деревянных ящиках. Эти мины почему-то при взрыве линкора не сдетонировали. Наверное, электробатареи потеряли ресурс, ведь с окончания войны прошло больше десятка лет. Да и потом специалисты утверждают, что во время Второй мировой просто не существовало
