принесения клятвы на верность воинами высшей жреческой касте, только теперь эта демонстрация подкреплялась ядерными ракетами. В обществе росли сословные различия: «20 лет в КПСС», «Ветеран вооруженных сил» и т. д. «Народ и партия» были едины, как египетский фараон в пирамиде, построенной всем Египтом. Города, как и в древнем Риме, стали получать отличительное символы и почетные знаки. Переходящее знамя социалистического труда уподобилось пальмовой ветви победителя. Народным артистам, воспевшим подвиг народа в труде и бою, стали устраивать совершенно античные апофеозы. Государство, просуществовавшее всего семьдесят с лишним лет и перечеркнувшее всю предшествовавшую историю своим классовым приговором, в совершенно классовом духе кастовой этнократии быстро выучилось говорить об эпохах и вечности, о мировом могуществе и своем образе жизни, о непреходящих ценностях и святости подвига воинов-победителей. Как языческая кастовая империя, новое «бесклассовое» государство воздвигло фаллические стелы, вечный огонь, государственную символику украсило колосьями, вознесло иные символы вечности и плодородия. Знаменитая пятая графа стала слабо реставрировать этнократический принцип, и всех диссидентов разом списали в четвертую касту шудр. Русский народ назвали старшим братом в дружной семье народов. А клятвы октябрят, пионеров, комсомольцев и коммунистов, хотя и в искаженной, подчас профанированной форме, возродили обряды межкастовых инициаций.
Но снова не тут-то было.
Гигантский кристалл нового культурно-исторического феномена вырос, но дефектная кристаллическая решетка не смогла вынести тяжести всей махины. Суть заключалась в том, что новый геополитический артефакт под названием СССР при своем зарождении не выполнил главного принципа социологического отбора. Сама суть самоидентификации «свой-чужой» была извращена, ибо элита государства рекрутировалась из так называемых негативных пассионариев. Воинствующие шудры заполонили высоты власти. Христианский антикастово-этнократический принцип, гласящий, что «нет ни эллина, ни иудея», в условиях большевистской пропаганды выродился в зловещую фразу «кто был ничем, тот станет всем». Принцип отбора достойнейшего был заменен принципом гегемонии талантливейшего из подлых. Знаменитая ленинская реплика, что каждая кухарка может управлять государством, из болезненного наваждения превратилась в явь. Классовая благонадежность вместо демонстрации родовитости превратилась в сущий эксгибиционизм никчемности. Родоплеменная пустота вылилась в неожиданное преимущество. Ничего не имеющие за душой стали оракулами. Крах системы был неизбежен.
В 1991 году после августовского шоу под названием «путч» единственная политическая партия, сосредоточившая в своих руках всю полноту власти, была запрещена президентским указом. И ни один из двадцати миллионов коммунистов, обремененных привилегиями и сознательностью, не смог защитить свои интересы. В мировой истории ни одно государство не знало ситуации, при которой верхушка общества была бы без боя смещена одним указом. Трусость победила кастовую солидарность. Ублюдочность, заложенная в самом принципе организации правящей касты, не преминула сказаться, и едва скрепы показной морали упали, толпа «избранных» разбежалась по норам. Ментальность шудр разом обнаружила свое бесклассовое нутро. Кто был ничем, ничем и остался, побыв лишь мгновение всем.
Наконец, двадцатый век вызвал к жизни новую квазикасту. Назовем ее МЕДИАКРАТИЯ как производное от масс-медиа. Хозяева информационного пространства сделались новыми хозяевами всей жизни в целом. Благая весть, отображенная в названии священных арийских книг «Веды» и «Авеста», превратилась в жареный факт и скоропортящуюся сенсацию. Полуграмотный газетный паяц, легко усвоивший науку прилюдного бесстыдства, начал требовать приведения в жизнь правовых механизмов от государственного мужа, воина и мудреца. Жонглер моральными категориями и словесный иллюзионист вытребовал себе право судить всех и вся. О журналистах недаром говорят, что это люди обо всем судящие и ничего при этом толком не знающие. Даже клеймо второй после проституции древнейшей профессии не убавило их гонора. Грязное белье светской хроники их руками было смешано с остатками священных реликвий. Свобода слова стала узаконенным правом на клевету. Как это и бывает в квазикастах, высота положения больше не балансируется мерой ответственности, но, напротив, от нее избавляет, а вопросы чести превратились в высокооплачиваемую судебную казуистику.
Но именно появление этой квазикасты явилось симптомом конца современной антикастово- этнократической системы управления. Если квазикаста бюрократии была по сути своей наднациональной, то новая каста медиакратии превратилась в откровенное антинациональное орудие. Бюрократия, по крайней мере, исходила из соображений субординации и временной длительности, что хотя бы отдаленно позволяло ей имитировать принципы функционирования кастовой этнократии. Медиакратия же впервые позволила человеку менять свою точку зрения на глазах у публики безо всякой ответственности. Беспринципность стала называться прогрессивностью взглядов. Антикастово-этнократическая медиакратия впервые открыто обозначила свою несовместимость с любыми национальными и сословными представлениями. Уничтожать устоявшееся стало ее физиологической потребностью, равно как и формировать низменные аппетиты, планомерно подкармливая их. Телевизионные политические отделы новостей и газетные столбцы стали формироваться только с учетом фактора интереса и психологии потребителя, а нравственное табуирование и гражданская ориентация исчезли полностью. На место чести, совести, гордости прочно встали любопытство, страх, отвращение. В условиях торжества медиакратии антитрадиционализм достиг своего пика. Скоротечность случайности взяла верх над длительностью устоявшегося, но сама природа медиакратии обозначила предел развития современной антикастово- этнократической системы управления. Любая случайность автоматически стремится к нулю. Кадры хроники, несущей заведомо противоположные точки зрения, мелькают все чаще. Потребитель новостей уже не успевает негодовать и удивляться. Стойкое безразличие, с одной стороны, в сочетании с сатанинской круговертью, с другой, заставляют систему прийти к такому ритму, который она сама не сможет выдержать.
Последние выборы президента в России наглядно показали, что система уже преодолела порог управляемости и вошла в штопор. Основанная на отрицании природных пропорций и самого принципа разделения, она подошла к своему логическому завершению. Еще за полгода до начала выборов данные журналистского опроса вновь высветили магические 5 %. Именно столько наших соотечественников поддерживало, как они свидетельствовали, курс президента. Снова 5 % — точная цифра количества чуждой народу по крови и интересам высшей касты, имплантированной в тело России. Но торговцы сенсациями, прибегая ко всем ухищрениям зомбирования, ошаманили народ, доведя количество покорных аж до 50 %! Сама по себе эта цифра для нас ничего не значит. Гораздо интереснее другая, на которую почти никто не обратил внимания: это вновь магические 5 %. Ровно столько наших соотечественников во втором туре проголосовали «против всех». Они поняли, что происходит и сделали свой осознанный выбор. Именно из этих людей, способных оценивать ситуацию самостоятельно и не идти на поводу у других, мы и сможем сформировать нашу национальную элиту по золотому принципу самоидентификации «свой-чужой». Погонщики и стадо всегда разглядят друг друга и раздадут кому надо свирели, а кому — колокольчики.
Кризис нынешней системы управления мы намерены проиллюстрировать другими цифрами. Если древние кастовые этнократии на нужды управления обществом тратили 5 % национального валового продукта, то в условиях торжества монотеистических религий и безклассового общества, как мы показывали, эта цифра превышала 20 %, достигая иногда половины национального дохода. Ситуация с выборами президента России впервые наглядно показала, что квазикаста управленцев для поддержания своего сословного статуса умудрилась израсходовать больше, чем произвела вся страна. Ополовиненный золотой запас, полугодовые невыплаты зарплат даже в стратегически важных областях промышленности, задолженности армии, науке, медицине, образованию, наконец съеденные листовками и телевизионными панегириками огромные кредиты Запада. Все это говорит лишь о том, что нынешняя система управления зашла в тупик своего развития. Она стала неэкологичной, противоестественной, она съедает на свои нужды больше, чем государство в силах произвести. И даже если к 2000 году медиакраты сумеют заменить неблагодарный за дарованную демократию народ на послушных марсиан и объявят, что курс реформ поддерживает 150 % населения страны, тем не менее, трюк с выборами образца 1996 года повторить не удастся, потому что на него не будет денег. Период агонии системы управления будет длиться максимум четыре года, и все мы станем свидетелями этого подлинно вселенского конца.
