для книги с революционными цитатами…Я там прочитал еще, что в Тегеране есть улица имени Бобби Сэндса… Я знаю, что у тебя сегодня день рождения. Ну вот, и мне захотелось сказать тебе что-нибудь приятное… потому что я был таким ослом в свое время, и…
Мне почудилось, что я брежу. Я даже потрясла головой, чтобы очнуться.
– А откуда ты знаешь, когда у меня день рождения? – спросила я с подозрением.
– Спросил у Дермота.
– Дермот? И он это помнит? И не спросил тебя, для чего тебе это нужно? – поразилась я. Я привыкла считать, что мужчины вообще плохо помнят годовщины любых событий. Многие даже не знают точно, сколько лет их маме – хотя и поздравляют ее с днем рождения ежегодно.
– Спросил, но я ему наплел чего-то… сейчас даже сам не помню. Что, он мне наврал?
– Нет, не наврал…- я все еще приходила в себя от услышанного.- А ослепшая мышь- это кто, ты?
И тут же пожалела, что это сказала. Ведь я хотела-таки узнать, что все это значит. А от моей реплики Ойшин захлопнулся- как створки раковины у моллюска, чувствующего опасность.
– Ну, в общем, извини, если я это не к месту… – пробормотал он и убежал.
– Иди чай пить с тортом… я вообще-то не отмечаю этот день уже давно, но уж раз ты о нем знаешь… – сказала я ему, когда он вернулся – часов через шесть.
– Давай!- обрадовался он. У Ойшина была маленькая слабость- к сладкому.
И больше мы о стихотворении Хомейни не говорили.
… Через некоторое время я заметила, что каждую ночь, возвращаясь из своей мастерской, Ойшин подходит к моей двери и подолгу смотрит на меня с порога, думая, что я сплю. Лицо у него было при этом задумчивым и почти мечтательным. Что я могла на это сказать? То, что странный он человек. Или это весна на него так влияет? Но ведь здесь круглый год – лето!
****
Прошло полгода с нашего приезда на Кюрасао, и наконец-то настал тот день, когда мне можно было поехать в отпуск и увидеться с ребятами и с мамой. Мне не сказали, где – втайне я надеялась, что это будет в Корее и мечтала о том, как увижу и Ри Рана : чем дальше, тем больше мне не хватало его. Но когда я прилетела в Лиссабон, а оттуда доехала в другой европейский город, там мне сказали, что наша встреча состоится… на Мальдивах: российским гражданам не нужна виза для поезки туда, и кому-то показалось, что так будет проще для мамы и приятнее для нас всех. Увидев мое кислое лицо, сообщивший мне эту новость очень удивился:
– А мы-то хотели сделать тебе приятное!
Но мне не нужны были Мальдивы. Дайте мне мой прекрасный Пхеньян!
…В самолете было невыносимо холодно. И некуда девать ноги. Я пыталась то поджать их под себя, то вытянуть, но ничего не получалось. Как не получалось и согреться, даже под шерстяным пледом. И заснуть поэтому было невозможно.
Я постаралась заняться чем-нибудь, чтобы не думать о том, где именно мы летим. Попробовала читать модную российскую книгу о «ночном дозоре». На английском – чтобы не бросаться в глаза. Книга читалась легко и затягивала, но – как затягивает жевание жевательной резинки, ибо все приключения в ней были пустые, как пустыми были и ее положительные герои, у которых, как у настоящих современных «цивилизованных» людей, не было никаких идеалов. Ни хороших, ни плохих, просто никаких. Они, наверно, были отдаленными родственниками знаменитого щедринского «премудрого пескаря»: главное – не вмешиваться и не высовываться. А то хуже будет. Причем – обязательно всему человечеству. Примитивненькое кредо героев ХХI столетия: не делать добра, а то в мире только будет больше зла…
Подобно современным политикам, герои эти громогласно заявляли, что главное для них – это забота о людях, хотя если вникнуть в то, чем они занимались на практике, становилось очевидно, что волновала их только своя собственная жизнь. Жизнь своих собственных жен, мужей, любовниц, детей и внуков. И именно из-за этого и занимались они исключительно разборками друг с другом, по-прежнему искренне веря, что живут на благо человечества. Подлинное вдохновение осеняет их только когда дело доходило до описаний вкусов различного пива (Основоположником и корифеем подобной литературы у нас был Михаил Жванецкий: помните? «Достал из холодильника помидоры, лук, салат, яйца, колбасу, сметану. Снял с гвоздя толстую доску. Вымыл все чисто и начал готовить себе завтрак. Помидоры резал частей на шесть и складывал горкой в хрустальную вазу. Нарезал перцу красного мясистого, нашинковал луку репчатого, нашинковал салату, нашинковал капусту, нашинковал моркови, нарезал огурчиков мелко, сложил все в вазу поверх помидор. Густо посолил. Залил все это постным маслом. Окропил уксусом. Чуть добавил майонезу и начал перемешивать деревянной ложкой. И еще. Снизу поддевал и вверх. Поливал соком образовавшимся и – еще снизу и вверх…»). Вот в чем, собственно, и весь смысл их жизни.
Я захлопнула книгу. Рядом со мной сидела совершенно очаровательная восточная молодая мать с мальчиком лет 3. Мальчик разыгрался и никак не хотел засыпать. Она долго его уговаривала на незнакомом мне языке, называя его почему-то «папа». В какой-то момент он доверчиво прижался к моему плечу, посмотрел мне прямо в глаза своими темными, как две бусинки, блестящими глазенками, дернул меня за рукав и что-то сказал на этом неизвестном мне языке. Я улыбнулась ему, почувствовав его теплую ручонку, – только что начинавшего жить человечка, для которого нет ни чужих, ни страха, – посмотрела на экран, на котором изображалось, где пролетает сейчас наш самолет… И холодно защемило сердце.
Мы летели вдоль самой иракской границы.
В другое время рейс этот проходил бы над самим Ираком, но сейчас это, видимо, было не безопасно, и курс слегка отклонили в сторону.
Где-то далеко под нами накачанные стероидами коммандос с пепсодентовыми улыбками, не моргнув глазом, убивают каждый день таких вот мальчиков…
Так, говорите, не надо вмешиваться, господин Лукьяненко? А то зла только больше будет? И даже утверждаете, что в наше время соблюдается договор о балансе между силами зла и добра? А по-моему, Авулон со своей бригадой захватили Москву еще лет 15 назад. И никто из ваших «светлых» даже и не пытался сохранить паритет. Слишком были заняты: пивом, женитьбами, разводами, влюблением в ведьм; тем, чтобы не возникла такая добрая сила, которой будет по зубам победить тьму… Паритет между добром и злом был обьявлен «пережитком застоя» – возможно, одновременно с саммитом в Рейкьявике…. А про «цивилизованные страны» и говорить нечего. Там всех «светлых», очевидно, давно повывели, как вшей – в советских школах.
«Договор между светом и тьмой» – это ведь и есть «новое мышление» в действии. Когда по улицам разрешается шастать вампирам – если они зарегистрированы… Интересно, какой именно «светлый иной» выдал лицензии на убийства вурдалакам Блэру и Бушу? …
Рядом со мной, посапывая мне в рукав маленьким точеным носиком, мирно спал будущий «потенциальный террорист»…. И я почувствовала, что он гораздо ближе и роднее мне, чем всевозможные «икорные социалисты», пожиратели гамбургеров и посетители совместных однополых туалетов. Рядом со мной сидел маленький настоящий живой, нормальный человек. Мне не хотелось «спасать» от него Европу. Гораздо сильнее мне хотелось спасти весь остальной мир от пластиковой «Европы» Риты Фердонк, Филипа Де Винтера и Жана-Мари Ле Пена, с ее непахнущими цветами и двуногими существами, весь смысл жизни которых заключается в «больше, больше и больше» (вы лицезрели когда-нибудь животные крики «цивилизованного обывателя», выигравшего в телешоу какую-нибудь скоростную лодку или плеер, умеющий сменять 5 дисков?…)…
…К утру мы приземлились в Дохе- столице Катара. В половине восьмого утра температура воздуха на улице была +37 градусов. Новое здание аэропорта отстраивалось на глазах у пассажиров – огромное, стеклянное, манящее прохладой. Строители работали под палящим утренним еще солнцем (к полудню здесь вообще все закрывается, и уже до конца дня) закутавшись наглухо платками – только глаза торчат. Интересно, бывали ли здесь все эти европейские критики «варварской мусульманской привычки закрывать лицо»? ….
Я никогда еще до этого не бывала в настоящей арабской стране, и она ослепила меня своей непохожестью на все, что я видела до нее. Совершенно другие цвета, краски, запахи. Другие люди. Это чувствовалось. Это была разница другого порядка, нежели между соснами Швеции и пальмами Испании. Но меня это не напугало, потому что я приехала сюда не для того, чтобы что-либо у здешних людей отнять, уверяя их, что это делается для их же блага, и не для того, чтобы учить их «как надо жить», и какие именно
