подошел к чаще леса.
Сейчас они- все выглядели как бывалые путешественники — в выцветших на солнце рубахах с разводами высохшего пота, с тяжелыми, набитыми экспонатами рюкзаками за спиной, сдвинутыми на затылок тропическими шлемами.
Ракитину подумалось: давно ли пресловутый пробковый шлем был символом колонизаторов, захватчиков азиатских и африканских земель? А сейчас, пожалуй, не встретишь вьетнамца без традиционного тропического шлема, обтянутого светло-кофейной водоотталкивающей тканью, с широкими, чуть покатыми, полями, обклеенными изнутри цветной байкой, с пупочкой-вентилятором на макушке и четырьмя дырочками по бокам.
…Ракитину удалось побывать на фабрике, где делают эти 'пробковые шлемы'. Правда, вместо пробки использовали там корень дерева «за». Тысячи его искривленных коряг плавали в небольшом живописном озере, на берегу которого расположились домики фабрики. Здесь корни вымачиваются, освобождаясь от соли (дерево растет в морской воде вдоль побережья). Затем их долго сушат на солнце, и они, избавившись от влаги, белеют и становятся легкими, как пробка.
Тогда за них берется резчик. Он работает сидя, вытянув правую ногу и используя левую в качестве рычага. Уперев корень в выемку доски, лежащей перед ним, мастер прикладывает нож-резак, похожий на пилу, заключенную в раму, и с силой продвигает вперед. Раз — тоненькая, роено в один миллиметр стружка завивается и колечко и падает на землю.
Неподалеку, за низеньким длинным столиком, сидят рядком несколько женщин в окружении выточенных по форме человеческой головы деревянных болванок, покрытых тканью. Мастерицы ловкими движениями примеряют стружку, укорачивают до нужных размеров и, смазав резиновым клеем, накладывают на болванку слой за слоем: четыре — на поля шлема, два на головную часть. Десятки бело- коричневых болванок дожидаются своей очереди на полу. За следующим столом поверх слоя стружки наклеивают тонкую сетку, а затем — водонепроницаемую ткань.
В другом цеху, где изготавливали обувь, Ракитину показали оригинальную машину, штамповавшую рисунок на подошве «вьетнамок». Ее сделали еще во времена борьбы с французскими колонизаторами. Двигатель извлекли из трофейного танка, а на изготовление вальков пошли стволы трофейных пушек. Вот уже воистину 'перековали мечи на орала'!..
Зашнуровав кеды, Ракитин бросился догонять отряд, хвост которого уже исчез за деревьями.
Урок ботаники
Всю ночь лил дождь. Потоки воды низвергались с небес, обрушиваясь на парусину, прогибавшуюся под их напором. Ракитин ворочался с боку на бок, тревожно прислушиваясь к угрожающему гудению водяных струй, каждую минуту ожидая, что они ворвутся в палатку.
Только под утро все стихло так же внезапно, как и началось. Ракитин было задремал, но вдруг раздалось пронзительно громкое кукареку. Это петух, привезенный Фаном из Ханоя, приветствовал приближающееся утро. Ракитин беззлобно выругался, пожелав неугомонной птице как можно скорее отправиться в предназначенный ей суп, закрыл глаза и мигом уснул.
Его разбудил вкрадчивый голос Лока: 'Дамти Витя, пора вставать. Скоро придет Синь показать дикие растения, которые можно кушать.
К девяти часам, как обычно, вес были в полной готовности и гуськом двинулись за охотником. Стоило только пересечь границу поляны, как джунгли обступили со всех сторон. Бесчисленные лианы коричневыми змеями переползали с дерева на дерево, свивались в кольца, свисали с ветвей, образуя непроходимые занавеси, обвивали тугими спиралями стволы деревьев. Иногда объятия были так тесны, что на светлой их коре оставались глубокие шрамы-борозды.
И все вокруг — стволы, ветви — было как ковром укрыто эпифитами-папоротниками, плаунами, орхидеями всевозможных видов и форм. Их было бесконечное множество, этих растений, возникших и развившихся в борьбе за свет. Но именно они объединяли тропический лес в единое целое, в связанный между собой единый зеленый массив, в котором как бы стирались грани между различными формами. Впрочем, и формам этим было несть числа. Только лишь в лесах одной Бирмы советскому ботанику 10. И. Колесниченко удалось насчитать более тридцати тысяч растений. В лесах Юго-Восточной Азии лишь цветковых встречается более 25 тысяч видов.
Район джунглей, в котором оказался Ракитин, имел все важнейшие отличительные черты вторичного влажного тропического леса, или гилей.
Первый, нижний, ярус был представлен густым, местами непроходимым подлеском. Здесь переплелись ветвями кустарники, похожие на травы, и травы, напоминавшие по виду кустарники. Толпились, зеленея огромными листьями, дикие бананы. Тянулись ввысь, примкнув к плечу плечом, коленчатые стволы вездесущего бамбука. Древовидные папоротники разметали свои узорчатые листья огромными покрывалами всех оттенков зеленого цвета.
Второй ярус составляли многочисленные пальмы: панданусы, с узловатым стволом и пучком длинных кожистых листьев; тонкоствольные стройные арековыс, увешанные крупными орехами с зеленоватыми перистыми опахалами на верхушке; хамеропсы, с жесткими растопыренными листьями — веерами и лохматыми, словно обернутыми в войлок, стволами, из которых черными крюками торчали черешки отмерших листьев.
Повсюду встречались гибкие, достигавшие нескольких сот метров стебли ротанга, оснащенные кривыми твердыми, как железо, колючками. С их помощью эта пальма-лиана умудряется взбираться на головокружительную высоту.
Третий ярус образовывали двадцати-тридцати метровые деревья с толстыми стволами, гладкими, словно полированными, и шершавыми, бугристыми — Представители различных видов миртовых, лавровых, бобовых, среди них Ракитин узнал красавицу магнолито, с большими, лишенными запаха цветами, словно вылепленными из белого воска, и знаменитое железное дерево, с мощным стволом и непропорционально мелкими изящными листочками, которое славится твердостью своей древесины, не тонущей в воде.
Иногда среди чащи возникали могучие, с узловатыми, шершавыми стволами артокарпусы, известные под названием хлебного дерева. Его плоды, зеленые, желтые, оранжевые, похожие на шары различных размеров — от теннисного мяча до головы человека, — покрытые крупными зернами-пупырышками, словно лепились прямо на стволе и крупных ветвях.
Был в этом лесу и четвертый ярус. Хотя, может быть, ярусом его и нельзя назвать. Это отдельные деревья-гиганты, величественные сейбы с гладкими, лишенными ветвей стволами, которые уходили вверх светло-серыми колоннами на высоту пятьдесят-шестьдесят метров. Они отстояли далеко друг от друга, возвышаясь над вечнозеленым растительным океаном, свысока оглядывая своих малорослых собратьев.
Природа позаботилась об их устойчивости, наградив надежными подпорками в виде десятка огромных доско-ридных придаточных корней. Они начинались на высоте полутора-двух метров и, опускаясь книзу, постепенно расширялись, образуя настоящие контрфорсы.
На пути часто возникали двух-трехметровые арки из причудливо переплетенных ходульных корней, от которых вверх уходил мощный ствол дерева. То и дело тропу перегораживали похожие на шершавые доски, поставленные на ребро, выросты на корнях, расходившихся в разные стороны, словно щупальца спрута.
Синь медленно продвигался вперед, раздвигая ножом нависавшие со всех сторон растения. Вдруг он отпрянул, едва не сбив с ног, шедшего за ним Дана. Метрах в двух, медленно покачиваясь из стороны в сторону, поднимала голову крупная кобра.
Темно-коричневая, с голубоватым отливом, она раздула капюшон, на котором отчетливо был виден, рисунок очков, окаймленных двумя черными линиями. Ее грязно-белого цвета брюхо имело несколько темных поперечных полос. Тонкий раздвоенный язык то появлялся изо рта, то исчезал, словно вылизывая воздух.
Хунг сорвал с плеча карабин, но Синь издал какое-то гортанное восклицание, и ствол карабина
