Женщина Габриэля

Прикасаться к ангелу опасно.

Габриэль будет сопротивляться любви, которой так жаждет.

— Почему же он… продал себя… если ему это ненавистно?

Мужское достоинство Габриэля гладко скользнуло по её животу.

— Из верности.

— Ты просил его заняться проституцией, зная, что он возненавидит тебя за это? — выдохнула она ему в рот.

Мочалка была немного прохладней руки Габриэля. Грубей. Шершавей.

— Да.

— Зачем?

Зачем Габриэлю намеренно ставить кого-то в столь унизительную ситуацию? Заранее зная, какой это причинит моральный ущерб?

Дыхание Габриэля перекрыло воздух, поступающий в легкие Виктории, а головка члена накрыла её пупок.

— Второй мужчина был не один, когда делал на тебя ставку.

У Виктории все перевернулось в желудке.

Второй мужчина убивал каждого, с кем имел дело. Если в ту ночь он был не один, то, возможно, что руки в перчатках принадлежали не Долли…

— Он был с мужчиной, переодетым женщиной?

Обжигающее дыхание опалило её губы, столь же горячая плоть обдала жаром её живот. Скользкая жидкость заструилась по внутренней поверхности её бедер, одновременно тонкая струйка влаги побежала вниз по животу.

— Нет.

— Но он был членом клуба «Ста Гиней».

— Да.

Ногти Виктории впились в ладони.

— А теперь он мертв.

— Да, — резко согласился Габриэль. Как будто смерть была обычным повседневным явлением.

На улицах это действительно было так. Женщины, о которых он говорил до этого, — побирушки, выпрашивающие милостыню у нищих, — они сидели на ступеньках богаделен, слишком слабые, чтобы ходить. И ждали смерти, чтобы она избавила их от нищеты.

Сердцебиение Габриэля отдавалось в её щеках и животе, отмеряя секунды, пока она не поняла.

— Этот мужчина, который попытается убить — нас — тебя… Он выдает себя за женщину? — спросила Виктория, окруженная теплом его тела и дыхания.

— Иногда.

Перед взором Виктории быстро пронеслись все женщины, которых она видела на аукционе. Она не видела ни одной, которая выглядела бы как мужчина в женской одежде.

Улицы Лондона были проще, чем клубы. На улицах мужчины дрались друг с другом, чтобы причинить боль, которую причинили им.

В поступках описанного Габриэлем мужчины не было ни смысла, ни причины.

Как не было смысла в холоде и жаре, что попеременно пульсировали в её венах.

Страх. Желание.

Они не должны идти рука об руку.

— Ты сказал, что он постарается причинить мне вред… в сексуальном плане, — сказала Виктория. Она пыталась понять, что имел в виду Габриэль. — Значит, он не предпочитает мужчин женщинам.

Габриэль легко поцеловал её левое веко — его губы были как нежный шелк.

— Он наслаждается властью секса, а не половым актом.

Виктория моргнула, ресницы коснулись гладкой кожи. Резкое прикосновение влажного языка.

— Ты имеешь в виду, что он отстраняется от процесса сексуальной разрядки.

— Да.

Как и Габриэль отстранялся от процесса сексуальной разрядки.

Она отбросила это сравнение прочь.

— А когда он убивает? — спросила она. — Чем он наслаждается: болью, которую причиняет, или властью — тем, что может причинять боль?

Габриэль поцеловал её правое веко, слегка попробовал на вкус ресницы. Немного влажного тепла.

— Властью.

— Поэтому ты послал человека в клуб «Ста Гиней», — хладнокровно рассуждала Виктория. Сердце билось, пульс скакал. — В надежде найти зацепку, которая может привести тебя к этому человеку, который собирается убить — нас.

Нас отдавалось между ними эхом.

— Именно так я и планировал, — согласился Габриэль. Порыв горячего дыхания.

— Ты послал одного из тех, кто разрешил мне войти в твой дом, — неожиданно начала понимать Виктория. Ресницы её правого глаза трепетали у его губ. Что не остановило её упреков. — Ты послал его туда, чтобы наказать.

— Я послал его, потому что он бывший член клуба. — Губы Габриэля соскользнули с её ресниц. Он пристально посмотрел в глаза Виктории, крепко держа её голову, заставляя смотреть правде в лицо. — Ты спрашивала, чего я хочу от женщины. Я скажу тебе, чего я хочу, Виктория Чайлдерс.

Но Виктории внезапно расхотелось слушать.

— Я хочу, чтобы женщина прикасалась ко мне, зная, кто я есть, — сказал он. Порыв горячего воздуха, непреклонный серебряный взгляд. — Я — попрошайка, вор, шлюха и убийца. Нет ничего, на что я бы не пошел, чтобы добраться до второго мужчины. Я хочу, чтобы ты меня хотела, зная, кто я есть. Я хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза, когда твоё тело принимает меня. И знала, что принимаешь — попрошайку, вора, убийцу и шлюху. Я говорил, что хочу, чтобы ты любила меня. Но я не могу пообещать, что смогу полюбить тебя в ответ. И не могу пообещать тебя спасти. Не могу обещать, что ты не умрешь. Но я обещаю, что отдам свою жизнь, чтобы спасти твою. Обещаю удовлетворить любое твое желание. Нет таких сексуальных актов, в которых я бы не участвовал прежде, нет такого сексуального действия, которого я бы не выполнил, чтобы доставить тебе удовольствие. Тебя возбуждало то, что ты видела через полупрозрачное стекло. Я не стану делить тебя с другим мужчиной, но могу показать тебе, что бы ты чувствовала с двумя мужчинами. Все, что я прошу взамен — это позволить мне прикасаться к тебе, позволить заботиться о тебе. И чтобы ты делила со мной своё удовольствие. Заставь меня увидеть свет, когда ты испытываешь оргазм, Виктория. Чтобы я всегда видел только свет.

Не могу пообещать, что смогу полюбить тебя… Не могу пообещать тебя спасти… Не могу обещать, что ты не умрешь.

Не стану делить тебя с другим…

Виктория не могла дышать из-за дыхания Габриэля. Не могла чувствовать из-за его жара. Не могла пошевелиться, прикованная к месту его мужским достоинством.

Он стал успешной проституткой, потому что с детства научился отделять себя от голода, холода и эмоциональной привязанности.

Но один человек прикоснулся к нему.

«Нужно обладать немалым мужеством, чтобы любить такого мужчину, как Габриэль», — сказала мадам Рене.

Но Виктория не была храброй.

Она предпочла стать гувернанткой, а не разоблачать своего отца-женоненавистника, который под маской благочестия скрывал ненависть к слабому полу. Она предпочла заботиться о детях чужой женщины вместо того, чтобы выйти замуж и обнаружить, что она — шлюха, жаждущая любви мужчины сильнее плодов его семени.

Виктория пришла в дом Габриэля, чтобы выжить, а не умереть.

Она пришла в дом Габриэля не за тем, чтобы научиться принимать самое себя, приняв падшего