Виктория выпрямилась. Её клитор, который он нежно привел к изнеможению, набух.
Куда острее сознавая то, что у неё скользко между ягодицами и влажно между бедрами, чем то, что она сможет вздохнуть еще раз, Виктория сказала в ответ:
— Он попытается убить и тебя тоже.
Габриэль не пытался скрывать правду.
— Он попытается причинить мне вред, причинив его тебе.
Сердце Виктории пропустило удар, затем другой.
— Тебе будет больно… если он причинит мне вред?
— Да.
Её грудь сдавило.
— Почему?
— Потому что я хочу тебя, Виктория.
Её глаза загорелись.
— Я хочу, чтобы ты дотронулась до меня.
Она перестала дышать.
— Я хочу, чтобы ты любила меня.
Её сердце остановилось.
— Да, мне будет больно, если тебе причинят вред. — Серебряный свет танцевал в серых тенях прошлого Габриэля. — Если я увижу, как ты умираешь, это убьёт меня. Потому что ты прикоснулась
Ты сказала, что не хочешь чувствовать страсть. Я тоже не хочу. Но я её чувствую. И я хочу, чтобы ты разделила её со мной. Он показал мне это, когда направил тебя сюда. Он увидит тебя в моих глазах и почувствует на моей коже. И он ни перед чем не остановится, чтобы убить тебя. Просто потому, что ты коснулась меня.
Так же, как он убил проститутку Долли просто потому, что она отправила Викторию к дому Габриэля.
Викторию преследовало воспоминание о собственной показной храбрости.
Габриэль знал, как опасна её страсть. Он почти пятнадцать лет прожил со знанием того, что представлял из себя второй мужчина.
— Ты когда-нибудь любил кого-то, кроме Майкла, Габриэль?
— Нет.
Грудь Виктории сдавило так, что стало трудно дышать.
— Я не жалею о том, что прикоснулась к тебе.
Габриэль подошел ближе, его алебастровая кожа была бледной, светлые волосы потемнели от воды. Твёрдая плоть дотронулась до её живота.
— Ты пожалеешь, Виктория.
Она резко вздохнула.
— Чего ты хочешь от женщины, Габриэль?
Теплое дыхание коснулось её щеки.
— Ты чувствуешь жалость к тринадцатилетнему мальчику, который хотел стать ангелом.
Это не был вопрос.
Виктория не смогла бы солгать.
— Да.
— И когда ты смотришь на меня, — кончик мозолистого пальца провел по её нижней губе, — ты видишь лицо ангела.
Нижняя губа Виктории задрожала.
— Что видишь ты, когда смотришь на меня, Габриэль?
Тёмные ресницы скрыли его глаза. Он медленно проложил на её лице горящий след: твёрдой ладонью обхватил правую щеку Виктории.
— Я говорил тебе, что моё имя — не Габриэль.
Виктория облизнула губы, ощущая вкус его дыхания, щелочной привкус мыла на пальце и удовольствие, которое он доставил ей.
— Ты сказал, что взял себе имя в честь Габриэля, поэтому
Его ресницы медленно поднялись.
— И ты всё ещё хочешь прикоснуться ко мне.
Виктория не могла соврать.
— Да.
— Я плакал, Виктория.
Слёзы набежали на её глаза, одинокая капля скатилась с твёрдой плоти, упиравшейся в низ ее живота.
— В том, чтобы плакать, нет греха, Габриэль.
Нет греха в том, чтобы жить.
Нет греха в том, чтобы любить.
— Да, нет. — Холодной, мокрой тканью он провел по левой щеке Виктории. Мочалка быстро согрелась от его горячей жесткой кожи. Габриэль лелеял её щеку, будто она была сделана из драгоценного стекла. — Плакать естественно. А вот когда слёз нет,
Виктория стояла под прикосновениями Габриэля абсолютно неподвижная, вдыхая его дыхание, поглощая его запах.
— Я послал человека в клуб «Ста Гиней», — прошептал он так, будто название клуба должно было что-то значить для неё.
Но это было не так.
— Что это такое — клуб «Ста Гиней»?
Горячее дыхание опалило её губы.
— Это мужской клуб.
— Место, где собираются мужчины.
В Лондоне было полно мужских клубов.
— Это клуб, где мужчины притворяются женщинами, — сказал Габриэль. Ожидая, что это её шокирует. — Некоторые из них одеты как женщины.
Виктории довелось увидеть отрезанные женские руки, одетые в кожаные перчатки. Она отказалась смущаться по поводу выбора одежды мужчин.
— Почему ты послал человека в клуб «Ста Гиней»?
Габриэль нежно держал её лицо в ладонях.
— Я послал туда человека, чтобы он продал себя для меня.
Продал себя… для
— Конечно, если он не хотел, он не должен был этого делать, — неуверенно сказала в ответ Виктория, её сердцебиение отдавалось не только внутри, но и снаружи.
— Он ненавидел это. — Дыхание Габриэля заполнило её ноздри и рот. — Теперь он ненавидит меня.
И всё же Габриэль послал его в тот клуб, зная, что он возненавидит это.
Виктория старалась держать руки по швам и не прикасаться к телу, которое было так мучительно близко.