Шри Ауробиндо, или Путешествие Сознания

Это, как вы увидите, отвечает на ваш вопрос о западных мыслителях — Брэдли и других, которые пришли через интеллектуальное размышление к идее об «Ином за пределами мысли» или даже пытались, подобно Брэдли, выразить свои выводы о нем в терминах, которые напоминают некоторые выражения в «Арье». Сама по себе эта идея не нова, она стара, как Веды. В других формах она была повторена буддизмом, христианским гностицизмом, суфизмом. Первоначально она была открыта не интеллектуальным размышлением [не работой мыслящего интеллекта], но путем мистического следования внутренней духовной дисциплине. Когда — где-то между VII и V вв. до Рождества Христова люди, как на Востоке, так и на Западе, начали интеллектуализировать знание, эта Истина уцелела [выжила] на Востоке; на Западе, где интеллект стали признавать единственным и наивысшим орудием [для] открытия Истины, она начала отмирать [to fade]. Но и там она все-таки постоянно пытается возродиться [to return]; ее воскресили неоплатоники, а теперь, как представляется, неогегельянцы и другие (например, русский Успенский и один или два немецких мыслителя, я полагаю), кажется, подходят к ней [достигают ее]. И все-таки здесь есть разница.

На Востоке, особенно в Индии, метафизики [metaphysical thinkers] пытались, как и на Западе, установить природу высшей Истины посредством интеллекта. Но, во-первых, они не возводили интеллектуальное мышление в ранг наилучшего орудия в открытии Истины, но ставили его на второе место. Первое место всегда отводилось духовной интуиции и озарению, духовному опыту; интеллектуальное заключение, которое противоречило этому Высшему авторитету, считалось недействительным. Во-вторых, каждая философия была вооружена практическим путем достижения высшего состояния сознания, таким образом, даже когда начинали с Мысли, цель состояла в том, чтобы прийти к состоянию за пределами ментального мышления. Основоположник всякой философии (как и те, кто продолжал его работу или школу) совмещал в себе мыслителя-метафизика и йогина. Те же, кто были лишь философами-интеллектуалами [рационалистами, умосозерцателями], уважались за их ученость [learning], но никогда не возводились в ранг открывателей истины. А философии, которые не имели достаточно мощных средств [для достижения] духовного опыта, вымирали, становились принадлежностями прошлого, так как они не были действенным средством [they were not dynamic] для духовного открытия и реализации.

На Западе же утвердилась как раз противоположная традиция. Мысль, интеллект, логический ум стали все более и более рассматриваться как высшее средство и даже как высший предел [highest end]; в философии мысль есть и данность, и предел [is the be-all and the end-all. И именно посредством интеллектуального мышления и умозрения должна быть открыта истина; даже для духовного опыта требовалось, чтобы он прошел проверку разума, только тогда он будет иметь силу — позиция, прямо противоположная индийской. Даже те, кто понимает, что ментальная Мысль должна быть преодолена, и допускает сверхразумное Иное, по-видимому, не избегают того ощущения, что [именно] посредством ментальной Мысли, очищенной и видоизмененной [sublimating and transmuting itself], должна быть достигнута и оформлена [made] эта иная Истина, чтобы занять место ментальных ограничений и неведения. И опять-таки западная мысль перестала быть динамичной [действенным средством]; она стремилась к [построению] теории бытия, а не к [его] реализации [it has sought after a theory of things, not after realisation]. Она еще была динамичной у древних греков, но, скорее, для моральных и эстетических, чем для духовных выводов [ends]. Позже она стала еще более чисто интеллектуальной и академичной; она стала чистым умозрением [intellectual speculation only] без каких бы то ни было практических путей и средств достижения Истины посредством духовного эксперимента, духовного открытия, духовной трансформации. Если бы не это различие, не было бы никаких оснований для ищущих, подобных вам, обращаться за помощью [for guidance] к Востоку, ибо в чисто интеллектуальной сфере западные мыслители так же компетентны, как любой восточный мудрец. Но именно этот духовный путь, дорога, которая ведет за пределы интеллекта, переход от внешнего существа к сокровенному Я [Self] был покинут чрезмерной интеллектуальностью европейского разума.

В выдержках из Брэдли и Иоахима, к которым вы отсылаете меня, все еще присутствует интеллект, размышляющий над тем, что лежит за его пределами, и приходящий к интеллектуальным, рассудочным, умозрительным заключениям относительно него. Он не является действенным средством [dynamic] для изменения, которое пытается описать. Если бы эти философы [writers] выражали в ментальных терминах некую реализацию, [пусть] даже ментальную, некий интуитивный опыт [переживание] этого «Иного, чем Мысль» тот, кто готов к этому, мог бы почувствовать это [его] сквозь вуаль языка, который они используют, и подтянуть себя к тому же переживанию [опыту]. Или же, если бы по достижении [определенных] интеллектуальных выводов они переходили бы к духовной реализации, находя [определенный] путь или следуя уже найденному, тогда, следуя за их мыслью, [ищущий] мог бы готовить себя к тому же переходу. Но ничего подобного нет в их напряженных размышлениях. Они остаются в области интеллекта, и в этой области они, без сомнения, превосходны; но они не становятся динамичными [действенным средством] для духовного опыта.

И вовсе не посредством «охвата мыслью» всей совокупной реальности, но посредством изменения сознания можно перейти от неведения к Знанию — Знанию, посредством которого мы становимся тем, что мы познаем. Перейти от внешнего к непосредственному и сокровенному внутреннему сознанию, расширить сознание за пределы эго и тела, возвысить его с помощью внутренней воли и стремления и открывая [его] Свету до тех пор, пока оно не выйдет в своем восхождении за пределы Разума, вызвать нисхождение супраментального Божественного через самоотдачу и самоотречение с последовательной трансформацией разума, жизни и тела — вот интегральный путь к Истине.[441] Именно это мы здесь называем Истиной и к этому стремимся в нашей Йоге.

15 июня 1930 г.

Приложение II. Из интервью Сатпрема французскому журналисту Ф. Товарницки [442]

…А затем я увидел Шри Ауробиндо.

И вместе с этим… в тот самый день, когда я увидел Шри Ауробиндо… я вдруг наполнился тем самым, что смутно испытал в детстве и ощутил также в немецких концлагерях.

Оно находилось здесь, прямо передо мной — оно жило — глядело на меня и наполняло меня. Оно жило.

Оно было здесь, ЖИВОЕ — все в едином взгляде.

Т.: Попытайтесь вспомнить. Расскажите об этой встрече. Как можно встретить в Индии такого человека, как три Ауробиндо?

Увидеть Шри Ауробиндо было нелегко — это совсем особый случай, событие исключительное, потому что он никого не принимал. И лишь три или четыре дня в году его ученики, ну и вообще все желающие, могли пройти перед ним и видеть его (в Индии такие дни называются «даршанами»).

И вот в такой день я отправился в толпе народа для того, чтобы пройти перед ним. Я думал, что он — великий мыслитель, не больше, понимаете, не больше. Шри Ауробиндо был для меня «мыслителем», «философом». Из тех немногих его работ, которые я успел к тому времени прочитать для того, чтобы узнать, о чем собственно все это, я заключил, что Шри Ауробиндо действительно великий мыслитель.

Впрочем, тот, кого я увидел, был не философ: это был взгляд… Некое СУЩЕСТВО, БЫТИЕ.

Т.: А где он находился?

Он сидел в большом кресле. Мать — рядом с ним. И на самом деле, это он смотрел на тянущуюся перед ним вереницу людей. А люди проходили перед ним не для того, чтобы посмотреть на него, но для того, чтобы его взгляд мог открыть… приоткрыть дверь