родители, они знали, что отец Медеи уже договорился с моим отцом о предстоящей свадьбе.
Через год после свадьбы у нас родился сын. Это была радость для всей нашей семьи. Для всего нашего рода. Мой отец зарезал четырех баранов, собрал всех наших родных и близких, чтобы отметить это радостное событие. Ещё через три года у нас родилась девочка. Медея закончила медицинский институт, стала врачом, я работал уже секретарем комитета комсомола. Именно в год рождения нашей дочери во Владикавказ вернулся Рамин. И тогда он впервые увидел Медею на местном рынке. Они только поговорили. Но этого было достаточно. Нужно было посмотреть на мою жену, чтобы понять, как она к нему относится. Её глаза заблестели, она словно помолодела, забыв о своих обязанностях жены и матери.
Этот бесстыжий негодяй стал появляться у нашего дома почти каждый вечер. Он знал, что она смотрит в окно и видит его. Вот такие у них были молчаливые свидания. Он вспомнил, что когда-то был влюблен в мою жену. Его стали замечать всё чаще и чаще, соседи начали перешептываться. К чести Медеи, она не выходила к нему, но весь квартал уже знал, что Рамин появляется здесь из-за неё.
Так долго не могло продолжаться. Я вышел из дома, когда он в очередной раз появился перед нашими окнами, и поговорил с ним так, как говорят мужчины друг с другом. Он не сопротивлялся, он даже не стал драться. Я бил его долго и сильно, он потом две недели не показывался у нашего дома. И затем снова появился. Я опять вышел и сильно его избил. И учтите, что я уже был комсомольским функционером и мог очень серьезно пострадать за эти драки. Соседи уже громко смеялись надо мной. Даже мой отец спросил, что у меня происходит с Рамином. Когда тот появился в третий раз, я опять вышел из дома, чтобы наконец выяснить наши отношения раз и навсегда. И тогда этот тип сказал мне, что любит мою жену. Я сначала подумал, что ослышался. Как такое вообще возможно? Какое он имеет право так говорить про мать моего сына, про мать моей дочери, про мою жену? Но он как чокнутый твердил, что любит Медею и никогда не разлюбит её. И тогда я понял, что ничего не смогу с ним сделать, даже если забью его до полусмерти. Убивать его мне не хотелось и сидеть в тюрьме тем более. Тогда ещё была советская власть, и за убийство возможного любовника вашей жены вас могли посадить на несколько лет. И хотя во Владикавказе судья отнесся бы с пониманием к такому убийству, но все равно моя карьера была бы сломана навсегда.
Я вернулся домой и в первый раз серьезно поговорил со своей женой. Нет, я её, конечно, не ударил. Нельзя бить мать своего сына, это большой грех. Но я сказал ей, что убью этого негодяя, если он снова осмелится появиться у нашего дома. Он осмелился снова прийти на следующий день. И тогда я понял, что должен спасать свою семью. Я пошел к своему дяде, который работал крупным партийным чиновником. И он решил помочь мне, перевести меня третьим секретарем райкома комсомола в соседний Дагестан. Мы вместе с семьей переехали туда. Там жила сестра моего отца, и её муж работал заместителем министра.
Но этот тип появился в Махачкале уже через месяц после нашего переезда. Я подумал, что возьму ружье и его застрелю. Я даже купил себе ружье. Пусть все думают, что я случайно застрелил этого типа. Только так можно спасти свою честь и свою семью. Но в тот вечер я не видел взгляда Медеи. Она тоже поняла, зачем я купил ружье. И на следующее утро мы не обнаружили её дома. В это невозможно поверить, так просто не бывает, но всё случилось именно так. Эта женщина, забыв свой долг и свои обязанности, бросила мужа, сына и дочь, чтобы спасти своего бывшего воздыхателя и сбежать вместе с ним. Я был не просто опозорен, я был раздавлен, уничтожен, моя жизнь потеряла всякий смысл.
О побеге Медеи знала вся Махачкала. Хуже того. Об этом узнали и во Владикавказе. Вся наша семья была опозорена. Мой мальчик не смог бы оставаться жить в этих местах, моя дочь не смогла бы выйти замуж. Никто не взял бы в свою семью дочь женщины, которая бросила своего мужа. Никто не стал бы общаться с моим сыном, мать которого была падшей женщиной. Даже мой собственный отец отказался от встречи со мной. Я не мог узнать, куда сбежали Рамин и Медея. Мы искали их долго, по всему Кавказу, даже ездили в Баку и в Цхинвал, но нигде не могли их найти. А потом отец предложил мне уехать. Мы были опозорены, и мне не было места в доме моего отца.
Я забрал детей и переехал в Москву. Со мной переехала моя младшая сестра, которая так и не вышла замуж, посвятив себя детям. Они выросли, пошли в школу, в институт, но матери у них не было. И на все их вопросы я отвечал, что она умерла. А сам искал их по всему бывшему Советскому Союзу. Тогда было сложное время, распалась большая страна, миллионы людей оказались по разные стороны границы, уехали или погибли. Но я твердо верил, что смогу найти свою бывшую жену и её друга. Так и получилось. Один из моих родственников случайно увидел Медею в Новосибирске, когда приехал туда по своим делам. Он сразу позвонил мне. Уже на следующий день я был в Новосибирске. Я узнал, где она работает врачом, в каком институте работает её муж. Теперь оставалось найти нужного исполнителя. В начале девяностых с этим не было никаких проблем. Я нашел двух отморозков и заплатил им деньги. А потом вернулся во Владикавказ и два дня гулял на свадьбе моего друга. Там было четыре сотни гостей, которые могли подтвердить моё алиби. Бандиты, которых я нанял, сделали своё дело. Они зарезали и Медею, и её друга. Уже через несколько дней, когда меня вызвали к следователю в качестве свидетеля, я узнал, что Медея была беременна. Беременна незаконнорожденным ублюдком от своего друга, ведь развода она не получила. Я никогда не жалел о том, что сделал. Но однажды моя дочь неожиданно спросила меня, что я сделал с их матерью. И я не нашел, что ей ответить. Она стала так похожа на свою мать. Возможно, она увидела правду во сне. Возможно, почувствовала её по моему поведению. Я не знаю. Но с того дня я стал бояться и свою дочь, даже не пытаясь с ней сблизиться. Дети выросли и уехали во Владикавказ, не захотели со мной оставаться. Я думаю, что девочке кто-то рассказал правду о тройном убийстве в Новосибирске. Возможно, она поделилась с братом своими сомнениями. И они уехали, чтобы не оставаться со мной.
Ибрагим замолчал. А затем добавил:
– Она разбила не только мою жизнь. Даже после своей смерти она смогла отнять у меня моего сына. Даже после своей смерти.
Его лицо исказилось судорогой страдания. Алла, сидевшая рядом с ним, протянула руку и положила ему на плечо. Он опустил голову.
– Смело, – пробормотал Леонтий Яковлевич, – смело и, возможно, честно.
Дебольский снял очки, протер стекла. У него всегда с собой были специальные салфеточки для протирания очков. И, похоже, они никогда не заканчивались. Леонтий Яковлевич надел очки, строго посмотрел на нас.
– Я тоже хочу рассказать вам свою историю, – вдруг произнес Дебольский.
Уже тогда я должен был почувствовать неладное. Ведь Леонтий Яковлевич никогда не отличался особой болтливостью. Он хранил тайны стольких людей, стольких организаций. Этот человек работал ещё с «цеховиками» доперестроечной поры. Умел хранить секреты. И вдруг он тоже разговорился. Уже позже, вспоминая эту ночь, я понял, что обязан был догадаться. Но мы все были в таком состоянии… Однако давайте по порядку.
Леонтий Яковлевич тяжело вздохнул, словно ещё раз решая, стоит ли ему рассказывать свою историю. И начал говорить.
– Эта история произошла в восемьдесят третьем. Вы, относительно молодые люди, не можете понять, что испытывает бывший советский человек, когда произносит «восемьдесят третий год». Мне тогда было уже под тридцать, а Феликсу только восемнадцать, Ибрагиму двадцать один.
Дело в том, что уже с начала шестидесятых в стране существовали мощные объединения так называемых «цеховиков». Это были люди, которые создавали параллельное производство, восполняя дефицит товаров легкой и местной промышленности своими изделиями. Сейчас это уважаемые люди, а тогда считались злостными врагами советской власти. Их нещадно преследовали и карали. Валютчиков, которые перекупали иностранную валюту, даже расстреливали. Цеховиков тоже расстреливали или давали максимальные сроки. Даже за убийство или грабеж давали куда меньшие сроки, чем за работу на цеховиков.
Когда я закончил институт, довольно быстро выяснилось, что моё безрадостное существование будет на сто десять рублей. С премиями получалось немного больше. Но это были гроши, которые советская власть платила за мою работу. Был такой анекдот. Вы делаете вид, что работаете, а мы делаем вид, что вам платим. Я сменил несколько мест работы, пока не стал курьером цеховиков между Ригой и Ташкентом. Я перевозил крупные суммы денег, и никто даже не подозревал, что в обычном пластиковом пакете я перевожу иногда до полумиллиона рублей. Чемоданы я сдавал в багаж, а пластиковый пакет обвязывал газетой и проносил в самолет или оставлял с собой в поезде, положив сверху пропахшую курицу.
