означать неминуемое обвинение в преступлении кого-то из людей, входивших в близкий круг погибшего бизнесмена и бывавших в их загородном доме. Но отступать было невозможно. Если убийца входит в ближний круг семьи Скляренко-Сабировых, то это означает, что преступник уже знает о поисках и начнет лихорадочно метаться, чтобы найти выход из ситуации.
На следующий день утром он вызвал машину и поехал в Сокольники. Им пришлось ждать достаточно долго. На часах было уже десять сорок восемь, когда наконец появилась Римма. Она была в просторной куртке болотного цвета и в темных брюках. На голове была беретка. Она быстро уселась в салон машины.
– Извините, – пробормотала Римма, – я совсем замоталась. У меня столько дел. Еле-еле вырвалась.
– Ничего страшного, – ответил Дронго, – нас уже ждут в прокуратуре, там нам заказаны пропуска.
– Я со вчерашнего дня думаю о ваших словах, – призналась Римма, – это такой ужас. Ведь тогда получается, что убийца был близким человеком семьи Сабировых. Но откуда взялась эта женщина? Там бывает только кухарка Таисия. Она не могла украсть обувь. Но кто? Кто тогда украл обувь? Иногда туда приезжала их домработница тетя Аня. Тоже не похоже. Тогда получается, что воровкой могла быть только я. Ведь, кроме меня, там почти никого не бывало. Галия, ее дочь и племянница. Но они не станут воровать сами у себя. Нет, это просто невозможно. Я даже боюсь об этом подумать.
– Поэтому я и решил, что вам нужно самой все посмотреть, – кивнул Дронго, – простите за то, что я причиняю вам некоторые беспокойства и отрываю от важных дел. Я видел, как ваша галерея готовится к новой экспозиции.
– Вы уже причинили мне гораздо больше неприятностей, чем можете себе представить, – усмехнулась Римма.
– Что случилось?
– Сегодня утром, когда я торопилась на работу, не смогла рассчитать правый поворот. И в результате попала в аварию.
– Вы сильно пострадали?
– Я – нет. А моя «Тойота» пострадала, и я теперь целую неделю буду без машины. Хорошо еще, что автомобиль у меня был застрахован, иначе авария влетела бы мне в большую копеечку.
– Я чувствую себя виноватым, – кивнул Дронго.
– Никогда не поверю. У вас вид типичного победителя. Вы, наверно, всегда чувствуете себя правым?
– Не всегда. Как раз, наоборот, часто сомневаюсь. И стараюсь сделать так, чтобы о моих сомнениях никто не узнал. Никто, кроме меня. При моей профессии нужно всегда сомневаться. И выдавать людям только конечный продукт моих размышления и сомнений.
– Привыкли всегда побеждать?
– Нет. Не всегда. В жизни так не бывает. Но я привык доводить любое дело до конца. До логического конца. Даже если заранее предполагаю, что могу потерпеть поражение.
—Интересно, – кивнула она, – а мне казалось, что вы всегда четко знаете, чего именно хотите.
– Это я только притворяюсь, – пошутил Дронго.
Они приехали в прокуратуру к двенадцати часам, опоздав почти на один час. Боголюбова на месте не оказалось. Он ушел на какое-то совещание и им предложили подождать. Минут через десять им сообщили, что следователь вернется только к двум часам дня.
– Пойдемте обедать, – предложил Дронго, – вы ведь наверняка сегодня утром не успели позавтракать.
– Откуда вы знаете? – удивилась Римма. – Я действительно не успела позавтракать.
– Но вы же сами рассказывали мне, как торопились и попали в аварию. Я не думаю, что перед этим вы нормально позавтракали. Наверно, ограничились чашечкой кофе, да и в этом я не уверен. Скорее выпили кофе уже на работе.
– Вы опасный человек, – всплеснула руками Римма, – умеете читать мысли. Куда мы поедем обедать?
—Найдем какой-нибудь хороший ресторан поблизости, – предложил Дронго.
– Как у вас с финансами? – спросила Римма. – Проблем не предвидется?
– Смотря, что вы выберете? На средний обед за триста рублей я могу раскошелиться, – ответил Дронго с самым серьезным выражением лица.
Римма изумленно взглянула на него.
– Что вы говорите? Вы разве никогда не обедали в Москве? Триста рублей – это мало даже для закусочной. Это чуть больше десяти долларов. Мы не сможем купить за такие деньги даже одно блюдо в приличном ресторане.
– Какой ужас, – ровным голосом сказал Дронго, – а я как раз отложил шестьсот рублей, чтобы с вами пообедать. Неужели не хватит даже на одно блюдо? Какие у вас зверские цены!
– Вы меня дурачите, – поняла Римма, она улыбнулась, – вы же сами все знаете. Какую кухню вы любите?
– Японскую, – ответил он, вспомнив слова Вейдеманиса о ее предпочтениях.
– Как здорово, – обрадовалась она, – я тоже обожаю японские рестораны. Только учтите, что это очень дорого.
– Мы уже договорились, что я оплачу ваш обед, – напомнил Дронго, – придется раскошеливаться за причиненные вам неудобства.
– Тогда я вам покажу, куда ехать, – решила Римма, – здесь недалеко есть очень хороший японский ресторан.
Он согласно кивнул головой. Дронго не стал уточнять, что японская пища нравилась ему лишь своим разнообразием и экзотикой. Выросший у моря, он не смог бы ежедневно есть морепродукты.
Через пятнадцать минут они уже сидели в японском ресторане и он предложил Римме самой выбрать подходящую комбинацию из суши и сашими. Себе заказал мисо-суп.
В обеденное время здесь было довольно много посетителей. В Москве вообще в последние годы появилась мода на японские рестораны и свежую японскую пищу. Богатые и очень богатые люди начали следить за своим здоровьем, потребляя меньше жирных продуктов и углеводов. Для любой диеты японская еда из риса и морепродуктов представлялась почти идеальной.
Он вдруг подумал, что успел побывать почти на всех континентах, кроме Австралии, и попробовать местную еду. Ласточкины гнезда в Индонезии, сделанные из слюны ласточек, «медвежьи лапы» в Канаде, зеленые протухшие яйца в Китае, сладкое мясо собаки в Корее, от которого он почти сразу отказался. Мозги обезьян, плавники акул, мясо страусов и китов, запеченные крысы в Мексике, жареные кузнечики и червяки, лягушки и лангусты, тушеные бычьи хвосты, отваренные бараньи головы и вычищенные ножки коров, внутренности баранов, олени, кролики, утки, гуси, змеи, рыбы различных сортов. Одним словом, все, что плавало, бегало, прыгало, летало и просто передвигалось. Разнообразие национальных кулинарных пристрастий было просто невообразимым. Только в Китае можно было насчитать шесть или семь видов национальной кухни, при этом северная кухня резко отличалась от южной. Впрочем, как и в Италии, где в каждом регионе были свои кулинарные пристрастия.
Что-то ему нравилось, что-то не нравилось, что-то хотелось попробовать и забыть. Что-то нравилось настолько, что он узнавал название блюд и рецепты. Больше всего на свете он любил бакинскую кухню в сочетаниях мучных и мясных продуктов. И, конечно, главным среди них были «кутабы». Своеобразные лепешки с начинкой из жареного бараньего мяса, отваренной тыквы или зелени. Тонкий слой теста наполнялся начинкой и закрывался с двух сторон, после чего тесто обжаривалось на специальной плите. Старики, живущие в Баку, рассказывали, что настоящие кутабы, нужно было есть с верблюжьим мясом, что и делали десятки поколений людей, живущих на Апшероне. Но к концу двадцатого века верблюдов в Баку уже не осталось. Однажды в Туркмении он попробовал кутабы с верблюжьим мясом вместо баранины, и они ему не очень понравились. Верблюжатина была гораздо слаще жирной баранины.
Он вообще любил эксперименты, но предпочитал есть национальную кухню в тех странах, куда приезжал. Это давало возможность познакомиться, с одной стороны, с местными традициями, а с другой – узнать нечто новое. Он был гурманом, но не был обжорой и никогда не понимал, как люди могут доводить себя до скотского состояния, превращаясь в огромные бесформенные мясные туши без талии и с целым
