– Эта статуэтка пропала из квартиры Наили Сабировой. Вчера я нашел ее в вашем доме, – сообщил Дронго.
– Вы нарушили закон, – вскочил со своего места дипломат, – вы будете отвечать за нарушение российских законов, за вторжение в резиденцию иностранного посла. Я подам на вас в суд. Я требую у сотрудников полиции и прокуратуры арестовать этого человека.
Боголюбов и Карелин переглянулись.
– Вы совсем спятили? – спросил Боголюбов. – Вас посадят в тюрьму. Он подаст на вас в суд, и вас посадят за обыкновенный грабеж.
– Согласен, – кивнул Дронго, – но эта статуэтка как раз та самая вещь, которая пропала из дома кузины его покойной жены. И повторяю, что я нашел ее в резиденции посла.
– Это ничего не доказывает, – закричал дипломат.
– Это все объясняет, – возразил Дронго, – она была любовницей Скляренко и тайком встречалась с ним. А вы, господин Боголюбов, не торопитесь. Я почему-то убежден, что господин посол не станет подавать на меня жалобу в суд или в прокуратуру.
Посол покраснел и уселся на свое место, уже не решаясь спорить. И Дронго продолжал.
– Если прокуратура даст санкцию на обыск, то я думаю, что мы найдем в вашем доме много интересных вещей. Например, светлый плащ, который тоже там был. Более того, я думаю, что у Светланы все-таки была своя пара обуви от Гуччи, в которой она была в тот роковой день. Но я понимаю, что резиденция посла обладает дипломатической неприкосновенностью и прокуратура ни за что не даст подобной санкции. Поэтому я могу показать эту статуэтку, добытую не самым законном способом. И понимаю, что моему доказательству никто не поверит.
– Правильно, – кивнул Боголюбов, – вы не имели право изымать эту вещь из дома посла. Она не будет принята во внимание ни судом, ни следствием.
– Но она служит доказательством того, кто именно был в этой квартире вместе с бизнесменом Скляренко, – напомнил Дронго. – Я полагаю, что господин посол был в курсе проблем своей супруги, но подобные факты из ее жизни он тщательно скрывал.
– Не смейте говорить мне подобные вещи! У вас нет совести! – гневно заявил посол.
– А теперь насчет совести, – спокойно продолжал Дронго, – дело в том, что плащ своей сестры надела именно Светлана. Она ударила Скляренко по голове и вышла из дома. Судя по всему, она была не такой больной, если сумела протереть пепельницу, чтобы не осталось отпечатков. Она надела плащ и вышла из дома. Обратите внимание, что на ней была обувь от Гуччи, которую она обычно не носит. Но именно на свидание с Костей она надевала подобную обувь, чтобы скрыть от остальных свое пребывание в этом доме.
– Доказательства! – закричал посол.
– Плащ висит в шкафу у вас дома, – пояснил Дронго, – хотите, мы пошлем за ним кого-нибудь из сотрудников посольства?
– Не хочу, – отрезал дипломат.
– Они поднялись в квартиру, и она нанесла удар Скляренко. Я думаю, он начал обвинять ее в кражах, и она сорвалась. А потом ушла, захватив чужой плащ. Но это был не конец. Дело в том, что я пригласил Римму опознать обувь, украденную у Галии в ее загородном доме. Римма честно заявила, что это другая обувь, но допустила ошибку. Ее машина вчера попала в аварию, и, когда они ехали в автомобиле господина посла, Римма рассказала обо всем своей подруге. Именно тогда Светлана выбросила телефон Галии в реку. А водитель, услышав об этой истории, рассказал все своему шефу. Господин посол понял, что его супруга страдала не только клептоманией, но и не отличалась верностью.
– Я не могу это слушать, – запричитала Римма.
Галия и Наиля сжали друг другу руки. Буквально до боли. Но они пока молчали.
– Вы узнали, что ваша супруга вам изменяла, – сказал Дронго, останавливаясь перед послом, – вы точно установили, что именно она была в квартире вместе с погибшим бизнесменом. Более того, вы наверняка нашли дома кучу разных безделушек и другие ворованные вещи. Но вас смутил этот плащ, который она надела в день убийства. Вы поняли, что она вас обманывала. И тогда вы решили устроить трюк, который гарантировал бы вам абсолютное алиби. Передали свой аппарат водителю и сказали ему, когда следует позвонить. Затем вошли в галерею, (к этому времени Римма вышла на улицу, не заперев входную дверь). Прошли по коридору и услышали, как ваша супруга отвечает якобы на ваш вызов. Затем вошли в комнату и задушили ее. Телефон продолжал звонить и после убийства. Любая распечатка показала бы, что в этот момент вы ей звонили. Техническая экспертиза могла бы доказать, что сам телефон находился в это время достаточно далеко от места совершения убийства. У вас было алиби. Нам трудно представить, что личный мобильный телефон можно просто передать водителю или другому человеку, который должен позвонить в определенное время. Ваш план был почти идеальным, он бы наверняка сработал, ведь я сам слышал, как телефон звонил, едва я вошел в галерею. Если бы не было предыдущего убийства. Нельзя было так бездумно копировать первый случай, когда Галия позвонила зятю. Это была ошибка. Вы решили, что можете всех обмануть. Но вас подвела самоуверенность. Нужно было только поговорить с вашим водителем, чтобы все встало на свои места. Только уточнить у него, когда именно он звонил с вашего телефона.
– Он вам ничего не скажет, – тяжело выдохнул посол.
– Может, пригласим его, – предложил Дронго, – и спросим?
Наступило долгое молчание. Все смотрели на дипломата. Он явно нервничал.
– Не надо, – наконец выдавил дипломат.
– Мы уже с ним говорили, – добил своего собеседника Дронго, – и господин Эдгар Вейдеманис может подтвердить, что ваш водитель рассказал нам о вашем не очень умелом трюке. Вы занимались алиби скорее в силу политической корректности, чем в силу необходимости. Ведь вы прекрасно понимали, что обладаете дипломатическим иммунитетом и никто не сможет вас привлечь к ответственности.
Посол тяжело дышал, но молчал. Марат Сабиров сжал кулаки, с ненавистью посмотрев на дипломата. Наиля держалась с огромным трудом, только благодаря своей матери, которая сидела рядом с ней.
– И последнее, – безжалостно заявил Дронго, – среди распечаток разговоров убитого бизнесмена были разговоры с вашим посольством. Я думаю, что он перезванивался с вашей супругой, – разговоры зафиксированы в распечатках, вы можете с ними ознакомиться. И еще один существенный момент. Даже ваша покойная супруга, которая нанесла удар своему бывшему любовнику, не стала бы рвать его портрет на куски. Она нанесла удар на волне внезапно нахлынувших эмоциональных чувств – в этом я убежден. А уже кто-то другой разорвал потрет Скляренко. И это мог быть только обманутый муж, господин посол. То есть вы.
Все молчали. Боголюбов недовольно засопел, обернулся к Карелину.
– Пустой результат, – сказал он, – мы ни при каких обстоятельствах не сможем привлечь к уголовной ответственности посла другого государства. Если его собственное государство не снимет с него дипломатический иммунитет. Но таких случаев просто не бывает.
– Самое главное, что он разгадал, как все происходило, – угрюмо ответил Карелин, – получается, что она ударила любовника, а узнавший об этом ревнивый муж просто задушил ее. И никакой мистики. И мы никогда не узнаем, что именно хотела сделать Светлана. Убить своего любовника или только ударить.
– Я знаю, – подала голос Галия, – она бы не стала его убивать. Когда она была совсем маленькой, ее родители расстались. А потом в их доме появился этот хоккеист. Когда он однажды поругался с матерью Светланы, она бросилась на защиту матери и тот толкнул ее. Что-то в этом роде. Девочка была очень испугана и получила сотрясение мозга. С тех пор она иногда позволяла себе некоторые странности. Мы с ее матерью об этом говорили. Но я не могла даже подумать, что все закончится так страшно.
– Вам еще повезло, – сказал Дронго, – что она была девочкой. У девочек обычно бывают только эмоциональные срывы. Согласно Фрейду мальчики, которые подвергались в юные годы такому насилию, затем превращались в настоящих монстров – насильников, маньяков, сексуальных уродов и другую подобную нечисть. И не всегда в этом были виноваты сами мальчики. Чаще виноваты были их отцы, которые применяли насилие по отношению к своим сыновьям, или их отчимы, старшие братья, мамы. Одним словом, что посеешь, то и пожнешь. Это верно и в человеческих отношениях.
– Убийцей Светланы был ее собственный муж, – Римма встала от возмущения, – и вы все так спокойно
