Скуридина.
Святой не ответил. Он увидел Серегина, которого завалило куском жести. Николай при падении рассек бровь, а в остальном отделался царапинами и парой синяков.
– – В следующий раз запасной выход отправишься искать сам, – попробовал пошутить Серегин, выбираясь из завала, и, заметив рядом со Святым человека, добавил:
– Дим, от контузии галлюцинации бывают?
– Вообще-то не знаю, – честно признался Святой. – А что?
– Просто мне кажется, будто возле тебя стоит мужик, которого я тогда на станции отмазал от мента. – И, прикрыв ладонью лицо, Николай захныкал:
– Это ж надо было так головой об асфальт долбануться!
– Может, отложим все-таки выяснение обстоятельств на потом? – не выдержал Новиков. – А насчет мента… По-моему, мы квиты!
Найти угол во Владивостоке для Новикова не составило труда. Виктор остановился у одного знакомого по зоне. Сам хозяин квартиры успел перебраться в пригородный особняк, круто поднявшись за последние два года на утилизации американского мусора. Бывший зек с фамилией лихого украинского атамана времен гражданской войны Александр Сафронович Тютюнник теперь разъезжал на 'нулевых', прямо из автомобильных салонов, иномарках и с какой-то особенной гордостью вспоминал о времени, проведенном на тюремных нарах. Новикова он встретил с радушием русского барина, широким жестом протянув ключи от владивостокской квартиры.
– На, владей! Будут нужны бабки – устраивайся ко мне на работу. Еще и подъемные получишь.
Давно успев отвыкнуть от подобного бескорыстия, Виктор посчитал выходку Тютюнника обычным пижонством.
– На зоне подобного понта – выше крыши, – нехотя объяснил Серегину свою неприязнь к 'мусорному королю'
Новиков. – Чем человек пожиже, потщедушнее, тем больше пыли в глаза норовит пустить. Отсюда и пальцы веером: смотри, мол, расширяй кругозор. А стоит такое чмо к ногтю прижать, он сразу и сопли пускает…
– А почему 'мусорный король'?
Серегин вылез из ванны и разгуливал по комнате, опоясанный полотенцем. От его мускулистого тела шли клубы пара.
– Тютюнник нашел в свое время золотую жилу и теперь близко никого к ней не подпускает, крутым фирмачом заделался. На первый взгляд дело пустяковое: из-за бугра поступает партия товара – ковровые покрытия там или резиновые перчатки. А вместо этого в контейнерах привозится мусор. Чтобы избавиться от него в той же Америке, платить приходится бешеные бабки. Обычно это какая-нибудь химия вроде пластмассы, которая будет гнить еще лет девятьсот. Можно, конечно, и радиоактивные отходы прибрать, но это и стоит дороже.
Колька, понаслышке знавший о подобного рода делах, одобрительно присвистнул:
– Смотри ты, из дерьма деньги кует! Башковитый, видать, мужик.
– Когда срок мотал, старался особенно не выделяться.
Это тебе не Димка!
Обернувшись к Святому, Виктор спросил:
– Небось до сих пор огрызаться не отучился?
Святой царапал подвернувшимся под руку карандашом дурашливые рожицы на краю газеты. Он сделал вид, будто не расслышал вопроса, полностью поглощенный своими мыслями.
Тогда у складов Рогожин не очень удивился появлению Новикова. Он и сам толком не понимал, почему. После неудачной попытки перехватить Виктора на выходе из зоны Святой часто вспоминал бывшего командира. Ему казалось, Новиков не сможет найти себя в новой России, сменившей за неполные две пятилетки не только несколько правительств, но и пару государственных строев: от 'социализма с человеческим лицом' до 'рыночного капитализма'. По правде сказать. Святой и сам иногда чувствовал себя лишним, так до конца и не принявшим новые правила игры, царившие в стране. Однако Рогожину пришлось признать, что он ошибался.
Святой терпеливо ждал, пока Серегин отправится в Сучаны за оставшейся частью взрывчатки и они наконец смогут поговорить с Виктором. Не то чтобы Колька мешал разговору, но все-таки его присутствие удерживало обоих от дальнейших расспросов.
– И давно ты у нас на хвосте? – спросил Святой, когда они остались одни.
– Давай сразу объяснимся, – сухо, почти грубо оборвал его Виктор. Сегодняшняя встреча была абсолютно случайной. Я больше недели следил за складом. Все дело в том, что человек, засадивший меня за решетку, держал там в свое время разное барахло. Искать с ним встречи в городе не приходилось, так как мужик прикинулся трупом и лег на дно капитально. А вот забрать кое-что со склада он мог прислать своих людей. Для меня это была единственная возможность выйти на Банникова.
– Генерала Банникова? – Святой не скрывал своего удивления. – Генерал играет по-крупному и наверняка забыл о твоем существовании. Может, пора и тебе перестать о нем думать?! Посмотри вокруг. Мне иногда кажется, что, пока мы воевали, кто-то подменил нашу Родину, подсунув взамен никому не нужную рухлядь. Кому и за что ты собираешься мстить? Проворовавшемуся генералу или, может, себе за прошлую слабость и беспомощность перед ложью и предательством?
Лицо Новикова превратилось в гипсовый слепок. Виктор застыл, сидя в кресле напротив с видом человека, приговорившего себя к смертной казни. Он не спорил, не пытался возражать, а молча смотрел на Святого, и от этого взгляда тому становилось не по себе.
– Не замечал раньше, чтобы ты умел так красиво говорить!
Новиков закурил, стряхивая пепел на газету с рисунками Дмитрия.
– Только знаешь, сколько на зоне таких, 'со смыслом', и каждый норовит залезть в душу?
– Оставь Банникова, Виктор! – Святой сделал последнюю попытку прорваться сквозь невидимую преграду, ставшую между ними. – Тебе сейчас нельзя мстить. Я знаю по себе: раз ступив на этот путь, с него не свернуть. Это только кажется, что, увидев смерть врага, ты найдешь облегчение.
Ложь, все ложь! Посмотри на меня. Моя жизнь превратилась в полет пули, пущенной наугад. Она проходит сквозь одного негодяя, второго, третьего и не остановится, пока не расплющится о бетонную стену. Но твоя война давно закончилась…
– Ты не сможешь меня переубедить! – В голосе Виктора послышалась горькая нота. – Я не могу, да и не хочу ничего менять. Слишком поздно!
– Генерал все равно не уйдет от причитающегося ему куска свинца! Зло часто остается безнаказанным, но только не в этот раз! – Святой говорил, а сам чувствовал прилив сил, внутреннюю убежденность в правоте своих слов. Не марай больше руки кровью. Этот груз не под силу унести простому человеку…
Внезапно все оборвалось. Виктор еще не успел ничего сказать, а Святой почувствовал, что проиграл.
– Не становись на моем пути, Рогожин! Банников мой, и я не намерен его ни с кем делить! Надеюсь, это ясно?
Новиков резко поднялся из-за стола.
– Можешь и дальше играть героя, пытаясь догнать этот винтокрылый кусок дерьма! Вдруг на том свете тебя и вправду запишут в святые, чем черт не шутит?! Но если попробуешь убрать генерала – пеняй на себя. Сдохнешь вместо него!
Он – мой!
Виктор изо всех сил ударил кулаком по столу.
– Откуда ты узнал про вертолет?
Святой безуспешно пытался погасить в душе накатившую обиду на друга, теперь уже, судя по всему, бывшего.
– Колька успел проболтаться. И про сухогруз, на котором Банников собирается дернуть в теплые страны, и про то, как вас подставили. Твой приятель не в меру болтлив для подобного рода дел.
'Не стоило Николаю рассказывать Новикову о наших намерениях и уж тем более о том, что Петр Михайлович Банников жив-здоров и скоро покинет родные края', – подумал Святой.
