«Новгородцы были благодарны Александру за помощь в защите от нападений шведов, но тем не менее в Новгороде (равно как и в Пскове) у него были противники. Последовавшие в 1240–1242 годах события ясно это показали. В год битвы на Неве отряд немецких рыцарей, поддержанный местными жителями Южной Эстонии и княжившим в Пскове Ярославом Владимировичем, захватил важную крепость Изборск, расположенную к юго-западу от Пскова. Псковичи пытались выбить захватчиков из города, но немцы устояли, а затем двинулись на Псков и, когда посадник (связанный, по-видимому, с Ярославом Владимировичем) открыл им ворота, заняли этот город.
Ярослав Владимирович и немцы имели поддержку и в самом Новгороде: не успел Александр вернуться с Невы, как в городе «бысть крамола велиа». В чем была суть «крамолы», ни в одном из источников не сообщается, но она послужила причиной того, что Александр рассорился («роспревъся») с новгородцами и в гневе отбыл в Переславль «с матерью и с женою и со всемь дворомь своим (т.е. с войском и администрацией)» [94, стр. 78, 294–295; 110, т. 10, стр. 123]. «Немецкая партия», если таковая была, явно праздновала победу. Зимой того же года немцы совершили ряд решительных набегов на север новгородской территории. Действуя в районе реки Луги, они взяли город Тесов, расположенный в 35 километрах от Новгорода, и построили крепость в Копорье, к востоку от устья Луги и приблизительно в 16 километрах от Финского залива. Как обычно, новгородцы не смогли обойтись без князя, который бы повел их войско вместе со своей дружиной. К великому князю Александру были отправлены посланники с настойчивыми просьбами о возвращении. Ярослав предложил им своего второго сына, Андрея. Новгородцы отказались и сделали еще одну попытку, на этот раз успешную. Но когда в 1241 году Александр, к радости антинемецкой группировки, прибыл в Новгород, он предпринял крутые меры: повесил «многиа крамолники» в Новгороде, а захватив Копорье, казнил там местных «предателей», помогавших немцам [94, стр. 78, 295; 110, т. 10, стр. 125].
Псков был источником еще большей угрозы по сравнению с немецким присутствием на севере, и Александр, на этот раз со своим братом Андреем, двинулся на Псков сразу после того, как вернул себе Копорье. Город был взят без труда, и Александр, развивая успех, пересек границу и вторгся на эстонско- немецкую территорию. Столкновение было неизбежным. После того как новгородский передовой отряд потерпел серьезное поражение, Александр и Андрей стянули свои силы, как сообщают некоторые источники, на лед Чудского озера. Немецкие рыцари, поддерживаемые набранными эстонцами, атаковали русских, построившись боевым порядком клином вперед, проникли в глубь оборонительных линий русских, но были разгромлены (5 апреля 1242 года). Пленные были отправлены в Псков. Позднее в этом же году немцы согласились освободить все русские земли, которые они в то время занимали, и обменяться пленными [94, стр. 78–79, 295–296; 119, П1Л, стр. 13 (приводится дата 1 апреля); П2Л, стр. 13–14, 82; 110, т. 5, стб. 470].
Так закончилось то, что многие историки называют одной из величайших побед русских в XIII веке: закончилось сокрушением крестового похода тевтонских рыцарей против Новгорода и Пскова, разгромом немцев, героической обороной западных границ от папской агрессии, решающим поворотом в отношениях между Русью и Западом и т.д. Многие из описаний самой битвы (в «Житии» и в позднейших летописных версиях) украшены подробностями, представляющими собой не более чем плод авторского воображения: численность участников явно преувеличивается, приводятся сравнения с победами Моисея над Амалеком и Давида над филистимлянами. Псковичей укоряют за то, что они позволили немцам захватить их город, и предупреждают, что если они когда-нибудь забудут о ратном подвиге Александра, то уподобятся «жидом, их же препита Господь в пустыни манною и крастелми (хлебами) печеными».
Но была ли эта победа столь великой? Явилась ли она поворотным моментом в русской истории? Или это просто митрополит Кирилл или кто-то другой, написавший «Житие», раздул значение победы Александра, чтобы скрасить в глазах своих современников последовавшее раболепствование Александра перед татарами? Как обычно, источники того времени не помогают ответить на такого рода вопросы. Наиболее полное описание битвы содержится в Новгородской первой летописи; что касается отражения этого эпизода в летописи Суздальской земли, то в ней не сохранилось никаких фрагментов из личных великокняжеских хроник Александра, а значение всего события преуменьшено, причем настолько, что героем оказывается не Александр, а его брат Андрей. «Великый князь Ярославь посла сына своего Андреа в Новъгород Великый в помочь Олександрови на немци и победиша я за Плесковом (Псковом) на озере и полон мног плениша и възратися Андреи к отцю своему с честью» [110, т. 1, стб. 470].
О масштабах сражения мы можем судить, только анализируя приводимые сведения о потерях, на этот раз – со стороны противника: Новгородская первая летопись сообщает, что «паде чюди (эстонцев) бещисла, а немець 400, а 50 руками яша (взято в плен)». Если летописец считает этих 450 человек рыцарями, тогда приводимая цифра является, несомненно, крупным преувеличением, поскольку в то время, когда произошло сражение, два ордена имели чуть больше ста рыцарей и, вероятно, многие, если не большинство из них, сражались в этот момент с другими врагами в Курляндии под началом ландмейстера ливонского Дитриха фон Грюнингена [172, s. 266–267]. Во всяком случае, древнейший и наиболее оригинальный западный источник, Ливонская рифмованная хроника, написанная в последнем десятилетии XIII века, сообщает, что только двадцать рыцарей погибло и шестеро попали в плен. Свидетельство Ливонской хроники не дает оснований считать это военное столкновение крупным сражением, даже если принять во внимание стремление автора к стыдливому преуменьшению потерь своей стороны» (стр. 140– 147).
