Документы жизни и деятельности И. С. Баха

какую-то французскую песенку с множеством вариаций, вызвав восторженные аплодисменты присутствующих искусностью своих вариаций, а также чистотой и пламенностью исполнения, Баха, стоявшего как раз возле него, попросили сесть за клавесин. Тот не стал возражать и после непродолжительного (но отмеченного большим мастерством) прелюдирования вдруг заиграл ту самую песенку, которую только что исполнял Маршан, и сделал на нее дюжину собственных искусных вариаций в неслыханной доселе манере. Маршан, который до сих пор не встречал среди органистов себе равных, был вынужден признать несомненное превосходство своего нового соперника, ибо, когда Бах взял на себя смелость пригласить его к дружественному состязанию [в игре] на органе и с этой целью карандашом набросал ему на листке бумаги тему для импровизации, одновременно изъявив готовность импровизировать на тему Маршана (пусть он только соблаговолит ее ему задать), господин Маршан не только не явился в назначенное время к месту состязания, но счел благоразумным удалиться из Дрездена с курьерской почтой. — Мне эту историю рассказал [сам] господин Себастьян Бах (другие рассказывают ее несколько иначе). Но надо сказать, что он всячески отдавал должное искусству французского виртуоза и очень сожалел, что ему не довелось послушать его [игру] на органе.

[Ф. В. Марпург, «Легенды о святых от музыки». — Бреслау, 1786 г. ] (с. 171)

СУЖДЕНИЯ О МУЗЫКЕ СОВРЕМЕННИКОВ

Фуга

263 (III/701)

[…] Вы только подумайте, сколько раз приходится слышать тему на протяжении фуги. Ну, а если — к тому же — проведения ее идут подряд, ничем не перемежаясь, и притом все время в одной и той же тональности, пусть даже в разных регистрах, — да мыслимое ли дело прослушать все это без отвращения? — Должен сказать, что величайший мастер фуги нашей эпохи, старик Бах, так не считал. Взгляните на его фуги. Сколько там искусных перемещений темы в другие тональности, сколько там превосходных интермедий! Мне доводилось — в бытность мою в Лейпциге — обсуждать с ним кое-какие материалы касательно фуги, и я сам слышал, как он объявлял работы одного старого неутомимого контрапунктиста сухими и деревянными, а кое-какие фуги одного. нового, не менее крупного контрапунктиста (в том виде, как они изложены для клавира) — педантичными, ибо один все время оставляет свою тему без каких бы то ни было изменений, а другой, по крайней мере в тех фугах, о которых шла речь, не удосуживается оживить тему интермедиями. Думается, что суждения такого великого человека, как старик Бах (ведь даже всякого рода замысловатые контрапунктические фокусы он мог, что называется, высыпать из рукава, тогда как иной только над одним таким кабинетным ухищрением будет биться много дней, да и то, быть может, впустую), — так вот, говорю, суждения старика Баха немало способствуют подкреплению музыкально-практического принципа, — принципа, подкрепленного само'й интуицией. […]

[Ф. В. Марпург. «Критические письма о музыкальном искусстве». — Берлин, 9.II. 1760 г.]

Опера

264 (III/881a)

Я знал одного старого, очень искусного мастера двойного контрапункта:[377] когда-то в Дрездене он зевал на превосходнейших операх Хассе, надо думать, с таким же прилежанием, с каким зевал над двойным контрапунктом тот француз,[378] который, надо думать, предан одному лишь галантному стилю.

[«Литературная и театральная газета». — Берлин, 20.IX. 1783 г. ] (с. 172)

Хоральная прелюдия

265 (III/1018)

Есть множество новых и старых прелюдий, с хоралом и без оного. Среди тех, что с хоралом, непревзойденными, я бы сказал, шедеврами остаются прелюдии [И. Г.] Вальтера: они никогда не устареют, и даже сам отец гармонии, И. Себастьян Бах, по его письменному признанию, ставил их выше своих собственных работ.

[И. М. Ремпт, предисловие к сборнику четырехголосных хоралов. — Веймар, 1.VIII. 1799 г.]

Импровизация

266 (III/997)

Однажды Иоганн Себастьян Бах появился в большом обществе как раз в тот момент, когда один музыкант-любитель сидел за инструментом и импровизировал. Заметив великого мастера, импровизатор тотчас же вскочил, остановившись на диссонирующем аккорде. Подобное музыкальное бедствие настолько задело Баха, что он поспешил к инструменту, не обращая внимания на шедшего ему навстречу хозяина, разрешил диссонирующий аккорд и довел его до надлежащего каданса. Лишь после этого он подошел к хозяину и отвесил ему приветственный поклон. […]

[И. Ф. Рейхардт (в «Музыкальном альманахе»). — Берлин, 1796 г.]

ПОСЕТИТЕЛИ И ПОКЛОННИКИ

Слова признания со стороны авторитетных лиц

267 (II/83)

Мне доводилось видеть некоторые вещи знаменитого веймарского органиста г-на Йог. Себастьяна Баха — как церковные, так и для упражнения; они определенно таковы, что этого человека следует высоко оценить. […]

[И. Маттезон, «Охраняемый оркестр». — Гамбург, 1717 г. ] (с. 173)

268 (II/249)

…Телеман… Этот знаменитый человек — один из трех мастеров музыки, делающих в нынешнее время честь нашему отечеству. Гендель в Лондоне приводит в восхищение всех знатоков, а господин капельмейстер Бах в Саксонии возглавляет себе равных. Они распространяют свои вещи не только в Германии: в Италии, Франции и Англии оные пользуются спросом и уже доставляют там [любителям] удовольствие.

[И. К. Готшед, «Добропорядочный». — Лейпциг, 20.XII. 1728 г.]

269 (II/325)

Господину капельмейстеру И. С. Баху.

Звучаньем струн когда-то покорял Орфей

Не только род людской, но и лесных зверей;

И все ж, великий Бах, твое искусство краше:

Лишь ты сумел пленить и ум, и сердце наше.

Но вот что видеть нам доводится подчас:

Весьма подобен зверю кое-кто из нас. —

Тот, кто по тупости своей тебя не ценит,

Мне без труда четвероногого заменит.

Твой чудный звук! — Вот долетел до слуха он —

И кажется, всем хором муз я окружен.

Органный твой аккорд в нас зависть приглушает,

А сквернословов дара речи он лишает.

Венчал тебя венком лавровым Аполлон;