придворный композитор, а также великокняжеский ангальт-кётенский капельмейстер и кантор здешней школы св. Фомы; на церковном кладбище [св. ] Фомы бренные останки его нынешним днем предаются погребению сообразно христианскому обычаю.

Объявлено на другой день покаяния, а именно 31 июля 1750 года.

[Объявление в церкви. — Лейпциг, 31.VII. 1750 г.]

313 (III/645)

[Уведомление. ] Покойный господин автор сего труда из-за болезни глаз и последовавшей вскоре после того у смерти не был в состоянии завершить последнюю фугу, где он — с введением третьей темы — называет свое имя,[411] что и решено возместить друзьям его музы прилагаемой в конце четырехголосной обработкою церковного хорала, [412] экспромтом продиктованною покойным, когда он уже ослеп, одному из друзей, ее записавшему.[413]

[Текст на обороте титула первого издания «Искусства фуги». — Лейпциг, 1751 (?) г.]

(с. 252)

«Великий музыкант, но не учитель»

314 (II/615)

[…] Следовало бы [теперь — ] после кончины кантора школы [св. ] Фомы [-] подумать и о замещении оной должности, на каковую имеется 6 претендентов, среди коих господам Seniores угоден господин Готлоб Харрер, состоящий руководителем капеллы [его] превосходительства господина премьер-министра графа фон Брюля и не только однажды [здесь уже] выступавший, но и представивший от упомянутого министра рекомендацию, к тому же порядочное время проведший в Италии (с целью изучения композиции) и готовый заниматься обучением [воспитанников школы], как и подобает кантору. Все остальные претенденты, правда, тоже искусные музыканты, но в том, пригодны ли они к делу обучения, приходится усомниться… (с. 201)

Господин тайный военный советник и бургомистр г-н Штиглиц:…Господин Бах был великий музыкант, но не учитель, посему при замещении должности кантора школы [св. ] Фомы следовало бы подыскать лицо, способное и на то, и на другое. И он полагает, что у господина Харрера и то, и другое имеется…

[Протокол заседания магистрата. — Лейпциг, 8. VIII. 1750 г.]

Где место погребения?

315 (III/1032)

Даже в тех местах, где раньше всего пробудился интерес к музыкальному искусству и где быстрее всего сформировался вкус к произведениям оного, трудно обнаружить что-либо сохраняющее память о заслуженных людях [мира музыки] — разве что только то, в чем она сохраняется сама собой, — их произведения. Так, например, тщетно было бы прилагать старания доискаться в Лейпциге до могилы даже такого — по праву глубоко почитаемого, еще при жизни пользовавшегося глубоким уважением — человека, как Себастьян Бах, — или же обнаружить хоть что-нибудь сохраняющее о нем память.

[И. Ф. Рохлиц (во «Всеобщей музыкальной газете»). — Лейпциг, 12.III. 1800 г.]

НЕСОЗВУЧНОСТЬ ДУХУ ВРЕМЕНИ?

316 (III/749)

Известно, что покойный лейпцигский капельмейстер Бах как бы положил начало новой эпохе [в развитии] клавирного исполнительского искусства — и в том, что касается вкуса, и в совершенствовании манеры игры. Этому прославленному, великому человеку мы обязаны не только введением более удобной аппликатуры: он приобщил своих учеников к сокровеннейшим тайнам гармонии, к искуснейшим ее комбинациям. Остается, только сожалеть, что дух легкомыслия, столь неосмотрительно довольствующийся внешним блеском музицирования, ведет к тому, что нынешние исполнители перестали уделять его клавирным сочинениям должное внимание. Конечно, мало кому придет в голову услаждать слух томной красавицы баховской фугой; но ведь музыкант (с. 202) осваивает искусство игры на клавире не только для других, но и для себя. И, вне всякого сомнения, менуэт лучше всех сыграет тот, кто в состоянии исполнить баховскую фугу или сюиту.

[И. А. Хиллер (в «Еженедельных ведомостях…»). — Лейпциг, 12.IX. 1768 г.]

Проблема поколений: отец и сын

317 (III/778)

[…] Его <(К. Ф. Э. Баха)> сегодняшняя игра убедила меня в том, о чем прежде я мог судить по его произведениям: он не только принадлежит к величайшим из когда-либо живших на свете творцов музыки для клавишных инструментов, но и лучший исполнитель по части выразительности. Ибо: пусть другие, быть может, и не уступают ему в беглости, — зато он владеет всеми стилями, хотя главным образом расположен к экспрессивному началу. Что касается учености, то тут он, по-моему, превзошел даже своего отца * (стоит ему только захотеть [показать свою ученость]), особенно в отношении разнообразия модуляций; темы его фуг всегда отличаются новизной и изысканностью, и разрабатывает он их столь же искусно, сколь и вдохновенно…

Между младшим Скарлатти[414] и Эмануэлем Бахом много общего. Оба они — сыновья великих и известнейших композиторов, бывших верхом совершенства в глазах всех своих современников, за исключением собственных сыновей, которые осмелились избрать новые, доселе неизвестные дороги к славе. […]

* Переводчик [(К. Д. Эбелинг? И. И. К. Боде?)] неоднократно слышал из уст самого' господина [К. Ф. Э.] Баха, что в музыке невозможна бо'льшая ученость, чем та, какою обладал его отец.

[Ч. Бёрни, «Современное состояние музыки… или Дневник путешествий…». — Лондон/Гамбург,[415] 1778 г. — Оригинал на английском языке[416] ]

318 (III/800а)

О музыкальных красотах И. С. Баха можно сказать словами Лессинга о Шекспире (на LXXIII странице его «Гамбургской драматургии»): «Даже самая скромная из его красот как бы несет на себе отпечаток обращенного к миру восклицания: „Я шекспировская!“ И несдобровать тем чужим красотам, которые решатся встать рядом с нею!» (с. 203)

Йог. Себ. Бах и К. Ф. Э. Бах, сын его. — Если сравнить их друг с другом, то [надо будет признать, что] К. Ф. Э. как будто обладает большим вкусом и такой фантазией, плодом которой может стать любой благородный и очаровательный образ; у И. С. же гораздо больше таланта и более живое, более пламенное воображение, способное на самые возвышенные идеи. В нем больше поэтического озарения, идеи его крупны и возвышенны; в полной мере они доступны существам более высокого порядка, чем мы. К. Ф. Э. лишен высокого полета, его идеи слишком далеки от нас, хотя и чисты, благородны и по-своему всегда уместны. Произведения И. С. сильны и великолепны, они всецело исходят из его души, которая обладает такими богатствами, что в посторонней помощи [он] не нуждается.

[И. Н. Форкель, рукописные материалы. — Гёттинген, 1774 (?) г.]

«Немецкий Орфей»

319 (III/834)

И тут патриотически настроенный немец, пожалуй, едва ли сможет отделаться от мысли о том, что было бы очень хорошо, если бы автору <(Чарлзу Эвисону)> был известен не только наш Гендель, но и другие немецкие композиторы. Тогда он, наверное, остановился бы не на трех, а на четырех разрядах, включив в четвертый — высший — наряду с Генделем еще и нашего старину Кунау, а прежде всего — на первейшем месте — нашего неподражаемого Иоганна Себастьяна Баха. <…> Да и как мог бы он избрать какую-либо иную классификацию, знай он шедевры нашего бессмертного Йог. Себ. Баха, в которых

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату