В его темном царстве их разделяла пропасть, хотя они и доносились почти с одного и того же места и даже как будто исходили из одного и того же источника. Но один голос принадлежал Аничке, а другой — Яничке. Он уже никогда не спутает их.
Наконец наступила минута, которую дети ждали с таким нетерпением. Они могут идти!
Пусть Ян померится силами с ними, — думает пани Бедржишка. — Пусть подерутся немного! Пусть его разокт другой хлопнут — три девочки на одного, но и разберутся между собой пусть тоже сами! Быть с ними, слушать их, охранять Еника — нет, это было бы свыше ее сил! Это было бы только мукой для нее и для него!..
— Почему ты не хотел прийти к нам? — спросила мальчика с упреком Гана, когда дети остались одни. — Я уже была у тебя, теперь ты должен был прийти к нам…
— Для меня это было бы трудно, пойми же наконец! Здесь я все знаю, понимаешь? Здесь я не заблужусь!
— У нас ты тоже не разбил бы себе нос, — начала Яничка, средняя из тройни. Все три девочки были на одно лицо — Яничка отличалась от сестер только тем, что ее любопытный носик был усыпан мелкими веснушками и что она ужасно любила смеяться. Ян установил еще за столом, что голосок с этим оттенком называли Яничкой.
Яна рассмеялась, увидя апельсиновое деревце, стоявшее в углу комнаты. Она не заметила круглые, уже золотившиеся плоды, которыми оно было увешано. Ее рассмешила трубочка с кремом, по странному капризу случая оказавшаяся в цветочном горшке; она торчала там, как бы вырастая из земли. Наверное, в этом был виноват Еник, его слепота, а мама не может усмотреть за всем…
— Чему ты смеешься, Яничка? — спросил он.
— Там растет трубочка! — хохотала она. И вдруг обернулась к нему: — А откуда ты знаешь, что я Яничка? Я не Яничка! Я же Аня!
— Я узнаю тебя по голосу, — самодовольно улыбнулся Ян. — И, даже если бы здесь щебетала вся школа, я моментально узнал бы твой голос, Япичка…
Яна кивнула Ане и начала быстро шептать ей в сторонке:
— Стань на мое место! Изображай меня, а я буду изображать тебя. Посмотрим, узнает ли он…
— Я не хочу, — запротестовала Аня. — Иди сама…
Аня немного побаивалась Яна. В каком-то радостном изумлении она смотрела на все кругом широко раскрытыми глазами. Все в этом доме казалось ей странным и необыкновенным. И удивленное выражение ее прекрасных голубых глаз не было только кажущимся. Аня и в самом деле постоянно всему удивлялась. Вещи, с которыми она встречалась первый раз в жизни, неизменно приводили ее в неописуемый восторг; она очень любила поражаться чем-нибудь и в восклицание «о-о-о-о-й!» вкладывала всю гамму удивления, произнося его нараспев. Отец однажды назвал ее «наше голубое удивление», и с той поры очень многие ее так называли. Во всем остальном Аня походила на сестер, и, если бы она когда-нибудь перестала «удивляться», ее нельзя было бы отличить от них.
— О чем там шепчутся Яна с Аней?! — спросил вдруг Ян. Он назвал обеих девочек по именам, чтобы доказать, что не путает их. Яну доставляло удовольствие говорить о том, что он улавливал на слух; создавалось впечатление, что он видит. Он всегда радовался, когда другие не могли этого понять.
— Откуда ты знаешь, что мы с Аней шепчемся? — спросила Яна.
— Я даже знаю, о чем вы шепчетесь!
— Ну, о чем?
— Тебе хотелось, чтобы я вас перепутал. Чтобы я подумал, что Аня — это Яна. Да или нет?
Изумление Ани передалось и Яне. Только на лице Ганички было как будто написано: теперь я уже ничему не удивляюсь. И с гордым видом старой знакомой, которая тут уже все знает, она стала объяснять, как взрослая:
— Ты не поверила бы, Яна, но он даже различает цвета, клянусь в этом всеми знаками Зодиака.
(Это выражение она подхватила у отца.) Она хотела рассказать историю с белыми и красными пионами, но, вспомнив о красном, ничего не сказала…
— Так давайте играть в краски, — предложила Яна.
Еник, как ни странно, согласился.
— Вот что, — стал он выспрашивать девочек, делая вид, что экзаменует их. — Кто из вас скажет мне, как выглядит белый цвет?
Подумав немного, Гана ответила: — Белый — как бумага. Белый — как снег.
Яна добавила: — Белый — как молоко. Белый — как пена.
— А у меня белый фартучек, — воскликнула Аня удивленно и начала тут же снимать его, как будто хотела отдать свой фартучек Яну. Ян развеселился:
— Ну вот, теперь вы мне объяснили. Теперь вы мне открыли глаза! Чего ни один учитель на свете не мог сделать, чего не в состоянии была бы сделать даже вся Академия… впрочем, ладно. Это я только так…
Сестры не поняли ни одного словечка из того, что он говорил.
— Ты тоже играешь на рояле? — спросила Ганичка и подошла к инструменту.
— Сыграй лучше ты что-нибудь! — попросил он.
— Ну, хорошо!
Она уселась за рояль и стала в терциях выстукивать известную детскую песенку. А Аня, заслышав знакомую мелодию, вдруг запела голоском, тоненьким и ровным, кaк ее косички:
— У тебя хороший голос, — одобрительно заметил Ян.
Обрадованная его похвалой, Аня запела «Колыбельную»:
— Ну, а дальше? — спросил Ян, когда Аня умолкла.
— Дальше я не знаю, — заявила певица.
— Тогда слушай! — сказал он. — Я спою конец.
Ян сел к роялю, положил руки на клавиатуру и стал сам себе аккомпанировать. Его голос звучал, совсем как у взрослого, словно он уже выходил из детского возраста:
