МЕЛХИСЕДЕК Том 3. Бог

народа, который уже знал поэзию Екклесиаста, это не случайность — это литературный прием усиления, который подчеркивает, что ни спешки, ни сумятицы не было. Вышел, пройдя, и пошел. Все в ровном темпе. Характер был.

Если говорить о литературных особенностях Евангелий, то в аспекте нашей темы, нельзя не отметить Евангелия от Марка. По предположениям Марк знал Иисуса поверхностно, буквально в последние дни Его жизни. Или не знал вовсе. Но Марк путешествовал с Петром и слушал его рассказы об Иисусе. Считают, что Марк — это пересказанный Петр. В итоге получилось Евангелие, как сухой документальный отчет, где нет ничего второстепенного. В этом Евангелии, если говорить о литературной стороне, нет эпитетов! Эпитеты — это украшательные элементы речи, которые дают авторскую характеристику описываемому. Например — он встал, подошел к окну, посмотрел куда-то, обернулся и сказал… Здесь все без эпитетов. А с эпитетами выглядеть может так — он порывисто встал, нервно подошел к окну, задумчиво посмотрел куда-то, не спеша обернулся и иронично сказал… Вот без этих эпитетов обходится все Евангелие от Марка, кроме двух случаев. И эти случаи для нас очень показательны! В одном из них Марк пишет об Иисусе 'воззрев на них с гневом' (на фарисеев). Это ж надо было так посмотреть, что по прошествии многих лет даже Марку, не видевшему этого взгляда, обращенного не на него, до сих не по себе, и он этот эпитет оставляет! И второй эпитет звучит аналогично — 'строго посмотрел'. Это была Грозная Фигура, если из всех украшений речи применились только эти. Совсем не иконное лицо вырисовывается! И, кстати, Марк в одном месте говорит «повелел», а не просто «сказал». Для литературного стиля, который носит характер протокола, это очень важное свидетельство устрашающей силы Его влияния на собеседника. Ну и, если заканчивать с литературными подсказками в Евангелии от Марка, то можно привести здесь еще один пример усиления, который также для скупого на эмоции Марка говорит очень о многом. Когда уже известно было, что Его должны убить, что Его разыскивают и устроено что-то вроде тайной облавы на Него, Иисус получает сообщение о смерти своего друга Лазаря. Лазарь умирает в Иудее, куда Иисусу ходить нельзя, ибо Он там враг священства. Иисус находится в Галилее со своими учениками. Два дня Он думает и молчит, а потом говорит — идем в Иудею, к Лазарю. Всем было ясно, что это путь на верную гибель. И вот картина — Он идет впереди, направляясь в Иерусалим, а сзади, немного в отдалении, выражая этим свое тихое несогласие, идут Его ученики. От одной мысли о том, что ждет Его, а, может быть и их заодно, в Иерусалиме, у них отнимаются ноги. Но они не оставили Его. Был короткий бунт, но Фома сказал — пойдем, и мы умрем вместе с Ним. И они пошли. Итак, Он шел навстречу смерти 'впереди их, а они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе' (Евангелие от Марка, 10:32). «Ужасаться» и 'быть в страхе' — синонимы. Для литературного стиля того времени это сильный мастерский прием, акцентирующий особое внимание читателя на какой-то особой детали. Невитиеватый Марк таким способом подчеркивает ту глубину этого безнадежного страха, который охватил будущих апостолов. У Него же страха не было.

Чтобы понять Этот Характер, надо понять одно — он был галилеянин. Говорят, что сейчас в Израиле восточные евреи (ашкенази) и в особенности выходцы из России, евреи как бы второго сорта. Галилеяне были иудеями даже не второго сорта, а вообще не считались иудеями за иудеев. Галилея была отдельным политическим образованием, и в свое время какими-то мероприятиями верхушки Иудеи все истинные евреи из Галилеи были перемещены в Иудею (две «Иудеи» автора в одном предложении — это не мастерское усиление, а недостаток мастерства). Оставшиеся считались недоразумением. И вот Этот галилеянин приходит в Иудею, где живут истинные носители истины, и начинает их учить и изобличать их ошибку в вероисповедании, которое, как ими предполагается, они получили непосредственно из рук Самого Иеговы! Причем, происходит при этом вещь совершенно невообразимая для них — Он ставит себя на уровень, который выше того авторитета, которым вся эта религия держится. Он постоянно говорит 'В вашем Писании написано так-то и так-то, а Я вам говорю…'!!! Вот это 'А Я вам говорю' в пику всем Моисеевым законам и всем вековым установлениям, говорит о монументальности характера так много, как только можно себе эту монументальность представить, если до конца вдуматься в то, кто, где и кому говорил это в глазах иудеев! Весь масштаб величия и силы этого 'а Я' просто даже не с чем сравнить в качестве экспериментально допустимого примера из человеческой истории.

Причем, Этого Галилеянина никто не может просто прогнать или одернуть! Даже самые уважаемые среди иудеев саддукеи и фарисеи, которые плели заговоры о Его убийстве, в глаза Ему говорили при обращении: «Учитель». Ему было 33 года! Он был из Галилеи! Он не входил в круг книжников, которым позволено иметь свое мнение о Писаниях, как обучавшихся им! Он был без оружия! Он был по сути один и вне закона на чужой для Себя административной территории! Он говорил вещи, которые вызывали бешенство и мстительную ненависть! Он разрушал все то, что было столетиями выстроено левитами! Он опрокидывал сами основы существования этой огосударствленной секты! Почему Его боялись те, которые ничего не боялись по своему положению в Иудее? Он никому не угрожал и никого не пугал. В Нем было то, что заставляло пасовать любого. Как произошло, что в какой-то момент все перевернулось, и Его стали бить, связывать и унижать? Для того, чтобы это понять, надо вспомнить тот момент, когда все перевернулось. Есть ли такой момент? Есть. И почему-то нигде он не отмечен. Наверное, оттого, что это опять не вписывается в кисейно-сиропный образ Христа.

Напомним, что даже толпа отступала перед Ним. Что-то было в Нем такое, что вызывало подчинение и преклонение. Это, очевидно, было что-то неуловимое, но неодолимое. Один из персонажей Евангелий, познакомившись с Иисусом, бежит к знакомому и говорит — мы нашли Мессию! А вы уверены? — отвечает знакомый? Чем докажете? И тогда с пылу с жару, из самой души, звучит эта невероятная, если вдуматься, но единственно точно отвечающая на все, фраза: 'Пойди и посмотри'! Достаточно было только посмотреть на Него! Даже в родном городе, где Его знали с детства и считали самым обычным обывателем, равным себе самим, когда попытались сбросить Его со скалы, в какое-то мгновение, уже на краю пропасти, Его сила открылась им, и Он прошел сквозь их руки, произнеся ту самую издевательскую фразу, что пророк — везде пророк, кроме как в доме своем и среди сродственников своих. Однажды Первосвященники и фарисеи наняли людей, которые должны были его схватить. Но те вернулись, и в ответ на гневный вопрос 'для чего вы не привели Его?', с самонедоумением ответили: мы было хотели, но 'никогда человек не говорил так, как Этот Человек'. Когда произошло то, что позволило поднимать на Него руку, и как это произошло? Вопрос, на который нигде нет ответа. Но мы, похоже, уже нашли его сами.

Вспомним обстоятельства его ареста. Кто читал Евангелия, тот обязательно вспомнит, или то, как Он ожидал ареста, разговаривая в молитве с Отцом так напряженно, что с него капал кровавый пот, или то, как Его поцеловал Иуда, который договорился с группой захвата таким образом выделить в темноте сада из одиннадцати человек Того, Кого надо брать, или то, как Петр схватился за меч и отрубил Малху ухо, или еще что-нибудь. А мы восстановим главную картину: отряд вооруженных людей с факелами врывается в Гефсиманский сад, чтобы схватить Его. Он выслежен и должен быть доставлен к первосвященнику. Посреди ночи раздается шум голосов возбужденных воинов и служителей, лязгает оружие, трещат факелы, все мерцает, ничего не понятно, все возбуждены охотой и азартом захвата, каждый из них знает, зачем пришел и готов ко всему. Дальше пусть говорит Евангелие: 'Иисус же, зная все, что с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете? Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: это Я' (Евангелие от Иоанна, 18:4–5). Какова должна быть дальнейшая программа действий этого отряда? Вопрос праздный — программа ясна всем, а в особенности самому отряду. И вот что произошло: 'И когда сказал им: 'это Я', — они отступили назад и пали на землю' (Евангелие от Иоанна, 18:6). Он мог, как и прежде, делать с этими людьми все, что угодно! Достаточно было только выйти на свет факелов и показаться! Но вот тут-то все и меняется. Он поднимает их с колен, и еще раз успокаивающе говорит — вы Меня искали, так вот Он Я, а дальше распоряжается: Меня забирайте с собой, а всех остальных отпустите. И ему опять подчиняются! Что и как снял Он в Себе и в Своем облике в этот момент — непонятно, но только после этого Его схватили и потащили, и далее все произошло за время, меньшее, чем за сутки, когда Он больше молчал, а если и говорил, то только для того, чтобы дело шло в ту сторону, ради которой Он и позволил теперь все это.

Но уже на кресте это был опять прежний Иисус, которому внимал рядом распятый бандит как своему Владыке. Уже на кресте Он отдает свое последнее распоряжение относительно Марии и Иоанна, и это — распоряжение уже опять Того Иисуса. Представляется, что его последние слова к Матери и Иоанну трактуются абсолютно неверно. Опять в том же стиле благообразного инока и почтительно-заботливого сына. Он говорит Ей — теперь он (Иоанн) твой сын, а Она (Мария), Иоанн, твоя