художественной литературой с поправками на авторские фантазии, а художественным изложением действительных фактов. Почему такая простая мысль не доминирует в их оценке? Ведь спорить с очевидными фактами невозможно. Трудно сказать. Но одной из самых мощных причин этому можно считать тот набор чудес, который содержится в событиях этих свидетельств. До середины девятнадцатого века Библию вообще считали книгой иносказательной, а все имена, народы и названия некоторых мест считались вымышленными. Но вот ворвалась в жизнь археология и выяснилось, что жили на этой земле и филистимляне, и моавитяне, и хетты, был такой город Иерихон, и все остальное прочее действительно в Истории существовало. Взгляд на Ветхий Завет, как на тайнопись изменился. Причем, если раньше все считалось выдумкой, и чудеса тоже, то теперь начали разграничивать — события не выдуманы, народы, страны и города не выдуманы, а чудеса (в силу их фантасмагоричности) — выдуманы. Очевидно, это правильный подход. Но его нельзя переносить на Новый Завет, где также много чудес, но каждому из них были свидетелями тысячи. А между тем чудеса совершались Им не ради чудес и не ради рекламы. Мы уже говорили о первом чуде обращения воды в вино, и упоминали, что настаивала на этом Мария, а Он ей уступил. Но и другие чудеса совершались не театрально. Тридцать восемь лет лежал возле купальни в Вифсаиде больной без надежды на излечение, и Иисус излечил его 'увидев его лежащим и узнав, что он лежит уже долгое время' (Евангелие от Иоанна 5:5–6). У человека просто не было надежды, его лежание было явно пустым занятием, и Он сжалился над ним. Накормил несколько тысяч человек несколькими кусками хлеба и рыбы Он тоже от безвыходности, потому что народу собралось за Ним столько много, что пришлось на гору от них взобраться, а они не уходили и слушали Его. Местность была пустынная, и оголодали все настолько, что Ему стало ясно: они, обессилившие, уже не дойдут до тех мест, где можно найти еду. По воде ходил тоже не ради демонстрации возможностей, а от необходимости. Экзальтированная толпа хотела, чуть ли не насильно, сделать его своим царем, и все превращалось уже в некое политическое мероприятие. Поэтому Он сказал, что Ему надо уединиться, а ученикам приказал потихоньку садиться в лодку и отплывать к другому берегу моря. Лодок больше не было, и все знали, что Ему никуда отсюда не уйти. Когда наступила ночь и толпа заснула, Он тайком пошел по воде и догнал учеников. Вот и вся причина чуда. На все просьбы о знамении, то есть о демонстрации какого-либо фокуса, неподвластного простому смертному, Он не отвечал, уходил от этого и не любил пустых эффектов. Только воскрешение Лазаря имело смысл несколько иной — обращаясь к Отцу, но так, чтобы слышали все остальные, Он сказал, что смысл воскрешения Лазаря в том, чтобы все поверили. Этим он перевел ситуацию окончательно в необратимую. Узнав об этом чуде народ стал совершенно выходить из повиновения, и именно после этого было принято окончательное жесткое решение — как можно быстрее Его убить. Остальные же чудеса совершались по возможности без апломба. Если исцелял кого, то говорил — не говорите никому. Сам славы не искал. Дочь начальника исцелить Его настоятельно просили. Двое слепых шли за Ним до самого дома и буквально кричали об излечении, Он уступил, но опять строго наказал — никому не говорите. Остановил бурю на море только потому, что спал, как убитый от усталости на корме, а ученики разбудили Его с криками — мы тонем, хватит спать, умирать пора пришла. С досады, что разбудили, Он остановил ветер и унял волны. Везде больных приводили к Нему и просили об излечении, Он шел навстречу, но излечивал при этом безнадежно больных или 'отведя в сторону от народа' (Евангелие от Марка 8:33), или 'выведя его вон из селения' (Евангелие от Марка 8:23), и всегда сопровождал излечение словами — иди прямо домой, никому не рассказывай, не надо лишнего шума. Эпилептика излечил также только тогда, когда толпа вокруг собралась, и стало ясно, что не отстанут. Хананеянка также должна была учеников благодарить, потому что это они поставили Ему ультиматум — или излечи ее, или мы с ума сойдем от ее воплей, ибо ее заявка на излечение приняла вид непрекращающегося крика за их спинами. И так далее. Так что это совсем не те чудеса, которыми переполнен Ветхий Завет, и которые вполне имеют традиционно сказочную подоплеку, никак не вытекая из логики событий. Здесь же простой психологический анализ ситуаций показывает всегда, что каждому чуду было свое необходимое по обстоятельствам место.
Однако, если говорить о Евангелиях как о достоверно-исторических документах в своем содержании (а не в их форме, естественно), то, если наука подтвердила общее содержание Ветхого Завета, она же должна подтвердить и содержание Евангелий. Подтверждает ли? Подтверждает. Археология подтверждает, например. Она откопала сведения о Понтии Пилате, как наместнике Рима в Иудее именно в то время. А ведь когда-то Пилат считался таким же персонажем-символом, как какой-нибудь аморрейский царь. Также наука имеет свидетельства происшедшего в Иудее и в записях римских историков. В этой связи постоянное утверждение о том, что нет исторических свидетельств и научных доказательств существования Христа, выглядят очень бледно. Основной козырь этих утверждений состоит в том, что написано в римских хрониках настолько мало, что их нельзя принимать в расчет. Мол, это буквально строчки. Однако сразу же можно возразить — об этом написано сразу четыре книги, которые называются Евангелиями. Почему нельзя их считать историческими свидетельствами? Ведь все четыре автора были известными истории конкретными личностями, которым никто (как мы уже говорили) никто из конкретных исторических оппонентов не возражал по правдивости изложенных фактов. Почему мы, например, безоговорочно верим только одной короткой строчке римского историка, что в Риме жил такой-то сенатор, или даже император, больше не встречая ни одного документального свидетельства этому нигде, и пытаемся не верить четырем свидетельствам, которые к тому же имеют аналогию в той же самой священной римской историографии?
Кроме того, аргумент «мало» для науки — не аргумент. Это оценочная категория, а не научная. А оценочная категория всегда опирается на какую-то сравнительно стандартную эталонную базу, относительно размеров которой и можно сказать «мало». Если относительно железа платины действительно очень мало, то это не значит, что платины нет. «Мало» — это вообще не аргумент, даже вне науки. Пуля тоже маленькая. Но ей нельзя не верить. По крайней мере, последствия такого недоверия могут надолго выветрить блажь из головы о том, что мало — это не есть. И, наконец, это вообще нечестный аргумент. Потому что даже дураку ясно, что «много» и быть не могло. Что было историкам Великого Рима до того, что Понтий Пилат где-то в одной из провинций распял очередного варвара? До победы христианства было еще 300 лет. Разве могли они знать ЧТО произошло? Учитывая все это, мы должны сказать, что сам факт упоминания римскими историками этого события — это очень и очень много. Это, практически, говорит обо всем. Рим чуть ли не ежедневно тогда распинал бунтовщиков по всему миру, и ни одно событие в череде этих римских забав не удостоилось даже одной строчки. А это было записано. Значит настолько громкое было событие, что даже до Рима докатилось. Кроме того, совершенно на необычную высоту поднимает достоверность происшедшего сам характер одной записи, где говорится, что Пилат распял человека, называемого Христом, и дальше добавляется 'если это вообще был человек'! Тут вообще комментарии излишни. Раздумчивая оговорка римского историка в сухом историческом труде весит очень много «за», и перевешивает все остальные аргументы «против». Так малое может говорить не просто о многом, но и обо всем. Если его правильно понимать.
От исторической науки перейдем к точной. Это священная корова, которой все привыкли верить вслепую. Зачастую зря. Но если уж она берется за что-то, то, как точная наука, дает хотя бы точную информацию. А от этого отталкиваться всегда легче. Пыталась ли точная наука разобраться — миф Иисус, или нет? Пыталась. Ну и что? Да то же самое — наука подтверждает. Каким образом? Рассмотрим ниже.
Естественно, не имея под рукой ничего более, кроме текстов Евангелий, ученые обратились к ним и попытались выяснить, можно ли в них что-либо научно подтвердить, или же, наоборот, научно обличить? Надо сказать, что до ученых первым это сделал монах Дионисий Малый. Возможно, это была не вполне точная наука, но это был определенно научный подход, когда Дионисий Малый в 533 году на основе имеющихся тогда сведений, основанных только на различных литературных данных (!) вычислил год рождения Иисуса. Этот год стал первым годом нашей эры, которая отмеряется от Рождества Христова, а год завершения труда монаха Малого для него самого и для всего человечества неожиданно, но навсегда стал 533 годом нового летоисчисления. Так вот, ученые для начала перепроверили Дионисия, используя для этого уже накопленные исторические сведения, открывшиеся после жизни Дионисия. Они перепроверили, и выяснили, что Дионисий, не имея исторических точек отсчета в своей работе, ошибся на 5 лет. Всего на 5 лет! Календарь, естественно, переделывать не стали, но стало ясно, что литературные источники не так уж исторически
