'прощай, сын мой', поспешно зашагал обратно.
- Постойте, домулло! - окликнул его Симмонс. - Вы же хотели показать мне караван-сарай?
- Ступай прямо, раб божий. - Старик даже не обернулся. Там подскажут!
- Ну и ну! - восхитился Симмонс. - Профессионал, ничего не скажешь. Вот это школа!
Продолжая ухмыляться, завернул в первый попавшийся двор и, убедившись, что он покинут хозяевами, присел на застланную циновками супачу **. Вымогатель в нестиранной чалме тотчас канул в небытие. Симмонс уперся локтями в колени и обхватил голову ладонями. Усилием воли отогнал подступившую к горлу тошноту. 'Думать, - приказал он себе, - отбросить все второстепенное, несущественное. Сосредоточиться на главном. Думать... Думать'...
...Савелий не выполнил его указаний, а может быть, просто не сумел выполнить, рабы не подчинились, кто он для них, такой же раб, пленник, как и все, восстание подавлено, те в минарете долго не продержатся, насколько часов, в лучшем случае несколько дней. Тимурсултан не успеет, к тому времени, когда он подойдет к Хиве, инаки посадят на трон нового хана, а уж он-то о своей безопасности позаботится, восставшим крышка...
По выложенному зеленоватым квадратным кирпичом дворику проложили наискось дорожку головастые черно-красные муравьи. Симмонс машинально подвинул ногой обломок кирпича, перегородил дорожку. Муравьи засуетились, бестолково засновали в разные стороны...
... А что если вернуться недели на три назад, попро
* Очистительная молитва.
** Глиняная приступка для сидения.
бовать самому возглавить восстание, навести порядок, организовать оборону, нет глупость, как Эльсинора сказала, посадят на престол нового хана по имени Эрнст, и покойный десятник Нарбай сказал, ступай, может, тебя ханом сделают, будто сговорились, а может быть, есть в этом какая-то логика, какая к дьяволу логика, повернуть историю вспять, это тебе не муравьиная дорожка, поставил поперек кирпич, и нарушилась система, черта с два, вот опять побежали как прежде и не в обход, а прямо через преграду, и потом сколько людей перебили, одних повешенных рабов вон сотни, что они, все снова воскреснут, что ли, ерунда все это, чушь дикая, у истории нет обратно хода, тогда что есть, вилка, обходный вариант?..
- Ничего нет, - сам того не замечая, забормотал он вслух. - Никаких обходных вариантов, никаких вилок. И нечего переоценивать свои силы. Самое многое, на что ты способен,- это вызвать небольшие отклонения в ту или иную сторону. А конечный результат все равно тот же. Как от брошенного в реку камешка: всплеск, круги - и опять все по-старому.
Симмонс в сердцах пихнул ногой злополучный обломок кирпича. 'Нравится тебе это или нет, но ты снова потерпел фиаско, старина, - сказал он себе. - И глупо затевать третью попытку. Остается одно: возвратиться к Эльсиноре'.
Он опустил руку за пазуху и замер, пораженный: времятрон исчез.
Сайд еще раз глянул на монету и решительно отмел наваждение:
- Показалось. Мало ли кто на кого похож?
Вскинул на плечо секиру и зашагал взад-вперед по мраморным плитам. Стук подкованных сапог гулко отдавался под сводами куполов: десять шагов туда, десять обратно. И вдруг замер. Сайд нагнулся и подобрал завалившуюся в щель между плитами диковинную вещицу. Живи Сайд в двадцатом или хотя бы в девятнадцатом веке, он бы принял ее за карманные часы. Но Сайд жил в Хиве в начале восемнадцатого и поэтому лишь изумленно всхрапнул, разглядывая незнакомый предмет. Кружочки, с какими-то знаками, насечками. Головка сверху. Грязным, обломанным ногтем Сайд подцепил одну из насечек. Кружок плавно повернулся вокруг оси.
- Ха! - обрадованно выдохнул стражник. - Крутится! А ну теперь?
Он тронул большим пальцем выступ. Выступ мягко спружинил. Сайд нажал посильнее. Раздался негромкий щелчок...
Амат-юзбаши неслышно подкрался к охраннику а уже занес было лапу, чтобы трахнуть его по дурной башке за нерадивость, как вдруг что-то сухо, негромко треснуло и Сайд исчез. Амат-юзбаши испуганно отпрянул, роняя с головы мохнатую чугурму. На том месте, га.ч только что сутулился над собственной ладонью плешивый Сайд, одиноко и дико торчала секира. Вытаращив глаза, Амат словно завороженный наблюдал, как она медленно клонится в его стооону. Не в силах пошевелить пальцем, он зажмурил глаза, секира больно трахнула его плашмя по бритой башке. Юзбаши взвизгнул и повалился навзничь.
Первым его ощущением был панический ужас, промчался по извилинам мозга бешено завывающим вихрем, кружа и расшвыривая клочья здравого смысла. Замер, словно канул в густеющие сумерки безысходности, и в мертвой тишине с каким-то злобным торжеством загремел угрожающе размеренный набат колоколов беспросветного отчаянья. Реальность, еще минуту назад подвластная его воле, казалось, мягко привстала на могучих лапах и хищно оскалилась.
Усилием воли Симмонс подавил рвущийся из глотки крик. 'Спокойно, - прошептал он, - возьми себя в руки. Думай. Думай. Нет безвыходных положений. Главное, не поддавайся панике'.
...Несколько минут спустя он уже быстро шагал по улице, шаря взглядом по пыльной, заваленной обломками мостовой, хотя и был почти уверен, что обронил времятрон не здесь, а где-то возле ворот, при разговоре с плешивым Саидом.
Ворота были по-прежнему распахнуты настежь, и ол еще издали увидел распростертое на мраморных плитах неподвижное тело.
- Этого еще не хватало! - пробормотал Симмонс, ускоряя шаг. - Сайд! Эй, Сайд! Фу ты черт, да это не он.
Он склонился над юзбаши и бесцеремонно рванул его за бороду. Амат застонал, открыл глаза и сел, держась за голову руками.
- Где Сайд? - спросил Симмонс, не давая опомниться.
- Проклятый плешивый! - плаксиво заскулил сотник. - Попадись он только мне, сын осла, с живого шкуру сдеру!
- Где Сайд? - нетерпеливо повторил Симмонс.
- А я откуда знаю? - Амат поднялся, охая и испуганно озираясь. - Стоял вот здесь, что-то перед носом вертел. А потом - хырст! - и пропал. Как в землю провалился. Шайтан его утащил, что ли? Тащил бы с секирой вместе. А то прямо на голову мне уронил, скотина!
У Симмонса подогнулись колени. Он повернулся спиной к продолжавшему причитать Амату и, машинально переставляя ноги и не замечая ничего вокруг, побрел обратно в город.
Очнувшись поздно ночью в мрачной, озаренной боязливым огоньком чирака худжре караван-сарая, он о трудом восстановил в памяти отрывочные, бессвязные эпизоды второй половины дня.
...Он стоит, прислонившись спиной к стене какой-то мазанки, а мимо ленивым галопом скачет отряд нукеров. Глухо ударяют в пыльную моетовую конские копыта. Покачиваются пики с насаженными на них головами мятежных рабов. Перепачканные запекшейся кровью лица облепили зеленые трупные мухи. Приступ тошнэты сгибает Снммонса пополам. Он отворачивается в сторону и закрывает глаза. В уши рвется хохот нукеров.
- Смотрите, йигиты, как вон тот в халате кланяется!
- Полную мотню напустил небось!
- Стыдливый, смотри-ка! Морду воротит!
- Ткни пикой в зад, сразу выпрямится!
Мучительное желание выхватить бластер и полосануть по хохочущим рожам, жгучие спазмы в желудке и горле, мучительное ощущение бессилия и обреченности...
...Хауз, окруженный невысокими городскими постройками. В зеркальной поверхности водоема отражаются кроны прибрежных талов и карагачей, поблескивающие майоликой купола и минареты мечетей. Девочка лет шести в латаном-перелатаном платьице и перехваченных у щиколоток штанишках, встав на колени, лакает воду, ритмично быстрыми движениями подбрасывая ее ладошкой ко рту. Чуть поодаль два огромных волкодава с обрубленными ушами и хвостами рыча волокут иэ хауза обезглавленный человеческий труп.
- Не пей! - кричит Симмонс девочке. - Не смей пить, слышишь?
Девчушка поднимает голову, испуганно глядит на Симмонса, и по ее лицу скатываются крупные капли
