мысль. Какое там чувство юмора!.. Уж кто-кто, а Дюммель на розыгрыш не способен.
- Фаэтон! - скомандовал Крафт и толкнул продолжавшего пожирать каракалпака глазами сторожа. - Живо запрягай фаэтон, идиот!
Перед массивной бронированной дверью, ведущей в хранилище отделения Русско-азиатского банка в Ново-Ургенче, столпились управляющий отделением Крафт, трое членов правления, служащий, миршаб в полосатом халате с саблей наголо, пристав и двое понятых: мадам Любимова - владелица публичного дома и пожилой казак старообрядец, смахивающий на деда Мороза, случайно забравшегося в сорокаградусное хорезмское лето.
Служащий банка обследовал печати и пломбы на двери, оглянулся на Крафта.
- Все целехонько. Может, не открывать?
- Открывайте! - приказал управляющий,
Служащий пожал плечами и повиновался.
Плавно, без скрипа отворилась тяжелая дверь. По* тянуло подвальной сыростью. В падавшем из двери свете смутно угадывались серые холщовые мешки на деревянных полках.
Крафт первым спустился по ступенькам. За ним последовали остальные.
- Посветите, Евстигнеев, - глухо прозвучал под сводами голос Крафта. Служащий поднял над головой фонарь и присвистнул: на полу, на подстилке из пачек ассигнаций спал, подложив под голову туго набитый холщовый мешок, человек, словно рыбьей чешуей, усыпанный золотыми монетами различного достоинства.
- Вот это да! - ахнул кто-то из членов правления. Пристав наклонился над лежащим и озадаченно взялся за затылок. Миршаб убрал саблю в ножны.
- Ну что? - нетерпеливо поинтересовался Крафт. - Так и будем стоять?
- Штабс-капитана Хорошихина позвать надобно, - вздохнул пристав. - Это по его части.
- Да вы в своем уме, милейший? - возмутился Крафт. - С каких пор жандармы ворами занимаются?
- Так-то оно так, - пристав оставил в покое затылок, поправил фуражку. - Только это его человек. Мне вмешиваться никак невозможно.
За штабс-капитаном послали фаэтон. Между тем Евстигнеев обошел весь подвал и вернулся в полном недоумении.
- Таракану проползти негде. Как он сюда забрался, ума не приложу.
'Если кто и может ответить на этот вопрос, то только Дюммель', - подумал Крафт.
- Ваше благородие! - взмолился старообрядец. - Дозвольте отлучиться. С утра скотина не поена.
- Может, и впрямь отпустить? - пристав вопросительно взглянул на Крафта. - Все одно протокол составляться не будет.
- Поступайте, как считаете нужным, - буркнул управляющий.
- Иди, борода, - разрешил пристав. - И вы, мадам, можете быть свободны. Но чтобы никому ни гу-гу! Понятно?
- Уж куда понятнее! - откликнулся старик, проворно поднимаясь по ступеням.
- А я, пожалуй, подожду, - проворковала мадам Любимова, достала из сумочки пудреницу и принялась демонстративно пудрить нос. - Такое не каждый день увидишь.
- Мадам! - густо багровея, пристав взял Любимову под локоть и потянул к выходу. - Извольте покинуть помещение.
- Хам! - взвизгнула Любимова. - Как обращаешься с дамой!
- Марш в свой вертеп, стерва! - рявкнул пристав. - Я тебе такого хама покажу, не рада будешь!
- Что за шум? - весело поинтересовался, появляясь в дверях, штабс-капитан Хорошихин. - Добрый вечер, мадам! Рад вас приветствовать, господа!
Пристав отпустил Любимову, взял под козырек.
- Имею честь доложить, ваше благородие. В подвале банка мною обнаружен неизвестный, оказавшийся на проверку агентом Хлебаловым.
- Что? - вытаращил глаза Хорошихин. - Как он сюда попал?
- Не имею чести знать, ваше благородие! - рявкнул пристав.
- Да тише ты! - штабс-капитан выхватил фонарь из руки банковского служащего и поднес к лицу Хлебалова. Тот беспокойно заворочался.
- Так... - Хорошихин резко выпрямился. - Очистить помещение от посторонних!
- Слушаюсь! - щелкнул каблуками пристав. - Прошу, господа. Прошу, прошу...
- Господин Крафт!
- Да, господин Хорошихин?
- Что здесь происходит?
- Это я у вас должен спросить, штабс-капитан.
- Ку-ку! - как гром с ясного неба игриво прозвучало в подвале. Хорошихин и Крафт, как по команде, одновременно повернули головы. Сидя на ассигнациях, Хлебалов улыбался блаженной улыбкой и игриво грозил пальцем. - Петр Петро-о-вич! Ми-илай! Хотите, озолочу?
У Хорошихина явственно заскрежетало в животе. Ни слова не говоря, он подскочил к Хлебалову и с размаху ударил кулаком в нос.
- Так-то лучше, - резюмировал Крафт. - А теперь немедленно все покиньте хранилище. Евстигнеев!
- Слушаю, господин Крафт!
- Опечатайте помещение.
- За что, ваше благородие? - всхлипнул Хлебалов, шмыгая расквашенным носом.
- Идиот! Кретин! Баранья башка! - Хорошихин выскочил из-за стола, сунул кулак под многострадальный хлебаловский нос. Хлебалов зажмурился, но отпрянуть не посмел. - На весь Ново-Ургевч осрамил, подлец! На все ханство Хивинское!
- Виноват, ваше благородие! - плаксиво запричитал филер, не открывая глаз. - Хотел как лучше...
- За каким чертом ты в хранилище полез? Как ты вообще туда попал, каналья?
- Не могу знать, ваше благородие. Не иначе как бес попутал.
- Бес! - фыркнул Хорошихин, возвращаясь к столу. Распахнул окно и, задернув занавеску, сел в кресло. В комнате потянуло вечерней прохладой. - Ну, чего стоишь как болван? Открой глаза!
- Слушаюсь, ваше благородие.
- Садись.
- Постою, ваше благородие.
- Садись, говорю!
- Слушаюсь. - Хлебалов опасливо, как на ежа, опустился на стул.
- Выкладывай все как есть.
'Шалишь, брат! - злорадно подумал Хлебалов. - Дурака нашел. Я тебе расскажу, а ты сам за Симмонса примешься. Тогда уж мне точно ни шиша не достанется. Нет уж, дудки. Умолчу. Авось пронесет'.
К Симмонсу, он, как ни странно, обиды не питал. После трюка с банковским подвалом, тот даже вырос в его глазах. Аферист по натуре, он и в других ценил прежде всего умение вывернуться из любых положений, выйти сухим из воды, урвать и не упустить лакомый кусок. На этот раз он сплоховал, дал обвести себя вокруг пальца. Но игра еще не окончена. И уж теперь-то он, Хлебалов, не позволит себя облапошить.
Будь Хлебалов поумнее, задумайся он над тем, каким образом переправил его Симмонс в подвал Русско-азиатского банка, он бы наверняка счел за благо отступиться. Но Хлебалов был глуп и жаждал реванша.
- Что ж ты молчишь, шельма? - продолжал допытываться Хорошихин. - Признавайся, где нализался? С кем-нибудь из банковских?
- Так точно, ваше благородие.
- С кем?
- Запамятовал, ваше благородие. По пьяному делу.
- Запамятовал значит. Так-так... - Не сводя глаз с Хлебалова, Хорошихин мизинцем поправил рыжеватые, загнутые кверху усы. 'А ведь хитрит, сукин сын. Скрывает что-то. Ну ничего, сейчас ты у меня заговоришь, негодяй'. - Ты, стало быть, пьянствуешь, а поднадзорный твой тем временем...