Эрнста ограничивался тенистым зеленым пригородом, где обитали люди среднего достатка. За чертой пригорода начинались сверкающие стеклом и сталью улицы с нескончаемым потоком автомобилей и пешеходов, слепящей, оглушающей рекламой магазинов, ресторанов, кинотеатров, игорных домов.
Улицы таили в себе угрозу. Он чувствовал это и инстинктивно старался избегать всего, что было связано с городом. Туда по утрам отправлялись на работу его родители и возвращались вечером обессиленные, словно выжатые, будто город, как гигантский спрут, высасывал из них за день жизненные соки, оставляя самую малость, чтобы они могли доползти домой, отдохнуть, набраться сил и утром снова принести ему очередную лепту.
Во время учебы в Техническом Колледже Симмонс узнал город ближе. Впервые увидел трущобы, разъедаемые тайными и явными пороками. Человеческая жизнь не стоила здесь ломаного гроша.
Позднее, делая первые шаги в мире бизнеса, он с ужасающей безысходностью понял, что и в респектабельных особняках на Нейшнл-стрит, и роскошных виллах Голд-Лейк-Виллидж процветают те же нравы, правит все тот же подлый закон джунглей. Здесь не было публичных домов, не грабили и не убивали открыто, зато стены комфортабельных вилл скрывали такой изощренный разврат, какой обитателям трущоб и не снился, а уж если здесь грабили кого, то разоряли дотла, до петли, до пули в лоб или таблетки стрихнина на сон грядущий, который оборачивался вечным покоем.
И над всем этим витала ханжеская мораль, опирающаяся на десять библейских заповедей.
Растерянный и одинокий, он, как утопающий за соломинку, ухватился за прописную, как ему тогда казалось, истину: «Хочешь выжить — делай монету». Поступил на службу в Генеральную Дирекцию Научных Исследований и не без содействия своего бывшего однокурсника женился на Кэтрин — дочери одного из членов правления ГДНИ, рыжеволосой неврастенической особе с крикливо накрашенными губами и развинченной походкой певички из кабаре.
В качестве свадебного подарка тесть преподнес молодоженам роскошную квартиру в центре города, виллу в Голд-Лейк-Виллидж и только начинавший тогда входить в моду «Кадиллак» с квантовым двигателем.
Отец Кэтрин — один из биржевых воротил, отчаявшись воспитать деловую хватку у своего зятя, в приливе благодушия и родственных чувств, вызвал Симмонса на откровенность и, когда узнал, что тот всерьез намерен заняться наукой, приобрел для него квартиру в западном секторе города и оборудовал отличную лабораторию.
Однако вскоре акулы покрупнее в клочья растерзали чадолюбивого тестя, и Кэтрин, убедившись, что ее супруг звезд (а тем более денег) с неба не хватает, подала на развод. Судя по всему, она вела далеко не затворнический образ жизни. Не раз, проезжая вечером мимо своего бывшего гнездышка, Симмонс видел в окнах силуэты извивающихся в эротических танцах.
Голос Эльсиноры вернул его к действительности.
— Не возражаешь, если я включу эту штуку?
— Да. То есть нет, — спохватился Симмонс и махнул рукой. — Включай, конечно.
Он снова отвернулся к окну. Город заволакивало сизой дымкой смога. С тех пор, как он остался один, минуло пять лет. И все эти годы он, не покладая рук, трудился над своим детищем. Из смутной догадки, казалось бы, неосуществимых предположений родился аппарат, позволяющий шагнуть за пределы существующей реальности.
Аппарат в двух вариантах: более мощный — величиной с чемодан и портативный — совсем крохотный, размерами и формой напоминающий обычные карманные часы-луковицу. Прибор позволял перемещаться во времени и в пространстве, правда, ограниченном силовым барьером, которым Страны Всеобщей Конвенции отгородились от коммунистического мира.
Изобретение не принесло ему ни денег, ни славы. В патентном бюро, куда он обратился, чтобы зарегистрировать его, отнеслись весьма скептически. Патент, правда, выдали, оговорившись, что практического значения для промышленности изобретение не имеет, и посоветовав, уже в частном порядке, обратиться в Военное Ведомство.
Симмонс в Военное Ведомство не пошел, но из патентного бюро туда, по-видимому, все-таки сообщили, и он, правда, чисто интуитивно, видел прямую связь между своим изобретением, и повесткой на призывной пункт. Больше того, он в этом уже почти не сомневался. И все же, несмотря ни на что, пять лет не были потрачены зря: времятрон теперь стал единственным шансом, единственной надеждой на спасение.
Он без сожаления покидал этот город, хищно раскинувший там, внизу, сеть улиц и переулков, город, ежедневно, ежечасно калечащий миллионы человеческих душ, злокачественную опухоль, нарыв на теле земли, выделяющий вместе с гноем мириады бактерий разврата, преступности, наркомании, которым одни предаются, не видя другого пути удовлетворить несбывшиеся желания, другие — напротив — от полного пресыщения самыми изощренными благами цивилизации.
Симмонс вздохнул и бросил окурок в утилизатор. Эльсинора по-прежнему сидела в кресле и, не мигая, смотрела на выключенный «атташе». Она не заметила, как Эрнст подошел к ней, и очнулась лишь тогда, когда он ласково коснулся ее затылка.
— Мне страшно, Эрнст, — сказала она, и в голосе ее прозвучало отчаяние. Он усмехнулся:
— Мне тоже. Но у меня нет выбора.
Она продолжала выжидающе смотреть на него снизу вверх, но он молчал, и она заговорила снова:
— Я пойду с тобой, Эрнст. Не знаю, что нас ждет там, но в одном можешь не сомневаться: в тягость я тебе не буду.
Симмонс внезапно почувствовал резь в глазах и поспешно отвернулся к окну.
— Ладно, — произнес он некоторое время спустя. — Будем считать, договорились. Оставляю тебе список и деньги. Постарайся управиться с покупками до четырех. Второй ключ в ванной комнате.
— Я видела.
Он сел к столу и, не спеша, набросал список. Сложил листок вдвое и накрыл пачкой кредиток. Потом надел плащ и взял шляпу.
— Мне пора. Позавтракаешь одна.
Она молча кивнула, не вставая с кресла.
На улице не по-осеннему теплый ветер слизывал с тротуаров остатки ночного снега. Грязные ручейки бежали по сточным канавам и исчезали за решетками канализационных люков. В насыщенном влагой воздухе носился запах мокрого асфальта, резины и дешевой косметики. Серая пелена скрывала верхушки небоскребов, и они казались опорами, на которых держится небо. Симмонс перешел улицу и спустился в подземку.
В толчее переполненного вагона кое-кто из пассажиров умудрялся просматривать газету. Через плечо низкорослого соседа Симмонс пробежал заголовки на первой полосе «Дженерал трибюн»: «Боевые действия в Индокитае», «Мятежники получат по заслугам», «Пит Снайдерс — гордость морской пехоты».
Значит, он не ошибся, война действительно началась.
Что ж, для него лично это могло означать только одно: надо спешить.
И он не стал терять времени зря. Без пяти двенадцать он уже оформил бумаги на продажу квартиры, лаборатории и остальной недвижимости. В половине первого предъявил чек на довольно внушительную сумму в одном из отделений Национального Банка. Не будь у него с собой повестки, вряд ли удалось бы провернуть все так быстро. Пластикатовый прямоугольник срабатывал без осечки.
— Какой разговор? — развел руками владелец конторы по купле-продаже недвижимости. — Вы — наш почетный клиент!
Симмонса обслужили вне очереди. То же самое повторилось в отделении банка. Управляющий лично проследил за тем, чтобы Симонсу оплатили чек, а прощаясь, крепко пожал ему руку и одарил дюжиной сигар в силиколовом ящичке.
«Нет худа без добра, — с усмешкой подумал Симмонс, выходя из здания банка. — Но каковы стервецы? Все заодно. Система…»
Ему вдруг стало не по себе при мысли о том, что он, Симмонс, волей-неволей противопоставляет себя этой системе, но он тотчас загнал эту мысль на самые задворки сознания, перехватил такси на одной
