оперетту Легара, мисс Аткинсон?
— А вы шутник, молодой человек! — Старик опомнился первым и, водрузив на нос старомодные очки в тяжелой оправе, принялся разглядывать фиалки. — Впрочем… Постойте… Невероятно! Это настоящие фиалки, мисс Аткинсон. На стебельке сохранились комочки чернозема. Чернозема, мисс Аткинсон! Вы только попытайтесь вспомнить, когда в последний раз видели настоящий жирный чернозем?!. Уже тысячу лет всюду применяется эта чертова гидропоника! Эти идиотские эрзацпочвы из промышленных отходов!
Он попытался снять с носа очки и едва не разгрохал их, уронив на прилавок. Продолжая бережно держать фиалки в сложенных лодочкой ладонях, старушка опустилась на табурет и тихо заплакала. У старика Джима ходуном ходили губы, лицо стало пунцовым.
От злорадного ликования не осталось и следа. «Что я наделал! — с ужасом подумал Симмонс. — Черт меня дернул ввязаться в эту историю! Да их обоих кондрашка хватит! Станут допытываться, откуда у меня цветы!»
— Где вы их взяли? — шепотом спросил цветовод.
«Начинается!»
— Умоляю вас, скажите, где вы их взяли? — Джим дрожал как в лихорадке.
— Ну хватит! — Симмонс постарался вложить в свой голос как можно больше жесткости. — Давайте сюда цветы!
Он выхватил букетик из-под носа мисс Аткинсон. Старушка дернулась следом и замерла, умоляюще протянув руки.
— Какое вам дело, где я их взял? — продолжал Симмонс. — Где я их взял, там больше их нет! Сегодня у моей жены день рождения. Могу я ей сделать подарок по своему вкусу? Могу или нет?!
— Можете… — глухо произнес продавец. — Богатые все могут.
В наступившей тишине стало слышно, как негромко, по-детски безутешно всхлипывает мисс Аткинсон.
— Джим… — бормотала она. — Вы единственный близкий мне человек… в этом городе… Я думала… я так надеялась… что вы вспомните… догадаетесь, что у меня… что вы поздравите меня… с днем рождения!..
Ни слова не говоря, старик вышел из-за прилавка и прижал к груди трясущуюся голову мисс Аткинсон. Симмонс для них перестал существовать. Он потоптался на месте. Потом развернул целлофан и разделил букетик на две равные части. Одну бережно обернул в целлофан и опустил в карман плаща. Другую положил на стеклянный прилавок и, не оглядываясь, вышел из магазина.
Проходя мимо витрины, Симмонс помедлил мгновенье и заглянул в магазин. По-прежнему прижимая к груди голову мисс Аткинсон, старый цветовод бережно поправлял выбившиеся из-под шляпки седые пряди волос.
Фиолетовый букетик сиротливо лежал на прилавке.
— Ну, кажется все. — Симмонс еще раз перебрал по памяти уложенные в чемодан вещи. — Как будто ничего не забыто.
— Какая прелесть! — Эльсинора держала букетик осторожно — большим и указательным пальцами, точно хрупкую драгоценность. — Страшно подумать, что им несколько сотен лет. Можно, я захвачу их с собой, Эрнст?
Симмонс усмехнулся.
— Там, куда мы отправляемся, их сколько угодно.
— В это невозможно поверить, — вздохнула Эльсинора.
— И тем не менее это так.
— Все равно я их ни за что здесь не оставлю! — заявила она, доставая из сумочки булавки. Плащ был перекинут через спинку стула. Эльсинора надела его, подошла к зеркалу и прикрепила фиалки к лацкану.
— Ну и как?
— Потрясающе! Ты — вторая женщина в городе, которая может позволить себе такую роскошь.
— Вот как? А кто же первая?
— Достопочтенная мисс Аткинсон.
— Вы ужасно ветреный человек, мистер Симмонс. И неисправимый юбочник.
— Возможно. Особенно если учесть, что ей наверняка перевалило за девяносто.
— Запомните раз и навсегда, мистер Симмонс, — кенщине ровно столько лет, сколько она хочет!
— Постараюсь запомнить, — буркнул Симмонс. — Кстати, имей в виду, на твое имя во Втором Национальном Банке лежит ни много, ни мало пять тысяч монет. Это на тот случай, если со мной… Ну, словом, если я не вернусь или не захочу вернуться… Не ахти сколько, но на какое-то время тебе хватит. А теперь нам пора, миссис Симмонс.
Она улыбнулась и взглянула на него.
— Вот уже сорок минут.
— Что вот уже сорок минут?
— Сорок минут, как я миссис Симмонс.
— Как в приключенческом романе, — проворчал он, берясь за ручку чемодана.
— Как в фантастическом романе, — поправила она, берясь за второй чемодан.
И оба подумали, как было бы здорово знать наперед, какой же будет концовка этого романа? Подумали, но вслух ничего не сказали.
По пути в южный сектор они проехали мимо Военного Ведомства. Огромное здание мрачной громадой высилось на фоне очищающегося от туч неба. Глазницы стрельчатых окон, казалось, источали угрозу. Симмонс в последний раз оглянулся на здание из автобуса и зябко передернул плечами: ему вдруг почему-то показалось, что за ним наблюдают. И в ту же минуту теплая ладонь Эльсиноры легла на его запястье.
Они вышли из автобуса неподалеку от фирмы «Сафари во все времена» и пошли пешком, хотя ноша их и была нелегкой. Шли молча, думая каждый по-своему об одном и том же.
— Погляди! — сказал Симмонс, когда до здания фирмы оставалось полквартала. Эльсинора остановилась и вопросительно взглянула на мужа.
— Добрый знак, — улыбнулся он. — Видишь вон то здание? Это и есть «Сафари во все времена».
Она недоумевающе пожала плечами.
— Присмотрись получше! — рассмеялся Симмонс. — Видишь?
Эльсинора запрокинула голову, и в глазах ее отразилось голубое небо, серый приземистый особняк фирмы и над ним, словно ворота в обетованную землю, переливающаяся всеми оттенками спектра гигантская арка радуги.
Высоко в небе прокатились громовые раскаты.
— Неужели опять будет гроза? — спросила Эльсинора. Но прежде чем Симмонс успел ответить, она сама поняла, что ошиблась: в напоенной, казалось бы, незыблемым покоем синеве вечернего неба высоко над сверкающей радугой скользнули зловещие тени с короткими, хищно скошенными назад крыльями.
— Пора, — сказал Симмонс и, как тогда в автобусе. зябко передернул плечами.
Глава вторая. ПО ТУ СТОРОНУ РАДУГИ
Позже, снова и снова пытаясь восстановить в памяти события последних дней своего пребывания в городе, Симмонс всякий раз поражался тому, как он — человек отнюдь не авантюрного склада характера, не отличающийся особой расторопностью и деловой хваткой, более того — привыкший к, казалось бы, раз и
