мое дело. Ну что вы на меня воззрились? Царю царево, кесарю кесарево. Ужинать идете?
— Благодарствую, — досадливо поморщился поп. — Сыт.
— Поститесь, небось. А я, пожалуй, пойду. Аппетит разыгрался.
— И чего вы добились? — Миклош отхлебнул из фужера.
— Пиво? — поинтересовался Иван.
— Клюквенный сок. — Венгр покачал лобастой наголо обритой головой. — Какой вы еще мальчишка, Иштван!
Столовой этот зал можно было назвать лишь условно. Скорее ресторан: теряющийся в полутьме сводчатый потолок с гирляндами хрустальных люстр, увитые плющом простенки между зеркальными окнами, подсвеченный снизу фонтан посреди зала, переливающийся всеми цветами радуги в унисон с неназойливой музыкой, крахмальные скатерти, серебро, хрусталь и фарфор, мягкие, удобные кресла.
Иван дотронулся пальцем до продетой в колечко салфетки и дурашливо вздрогнул.
— Der Knabe,[1] — повторил Миклош. Ласковые и грустные интонации непонятным образом сочетались с мужественным тембром его голоса. — Das Kind.[2]
— Vielleicht,[3] — Иван поискал глазами пепельницу. Венгр перехватил его взгляд, снова покачал головой.
— Курить потом. Сначала поешьте.
— Ich will nicht,[4] — Иван победоносно взглянул на собеседника. — Правильно?
— Грамматически — да, — кивнул Миклош. — Но не по существу. Иначе зачем было сюда идти?
— Повидаться с вами, Миклош. То chatter.[5]
Неподалеку от них восточного типа толстяк недоверчиво разглядывал стоящее перед ним жаркое. Услышав последнюю фразу, резко обернулся.
— Do you speak English?[6]
— A little bit.[7]
— What is that?[8]
— Meat.[9]
— I know, — кивнул толстяк. — What kind of it?[10]
— A rat,[11] — брякнул Иван, не подумав. Толстяка чуть не стошнило.
— A rabbit, — поспешно поправился Иван. — I't sorry.[12]
Толстяк с опаской покосился на блюдо.
— Are you sure?[13]
— Certainly, — заверил Иван. — Don't doubt.[14]
— Н-да. — Венгр приложился к фужеру, промокнул губы салфеткой, — Великое дело быть полиглотом.
Лицо оставалось невозмутимым. Смеялись только глаза.
— Неслыханно! — взвизгнула за соседним столом крашеная блондинка в вечернем бархатном платье. — Опять артишоки! Сколько раз повторять, я их не переношу! Спаржу, слышите?! Спаржу! Я требую!..
Официант в белоснежном костюме невозмутимо кивнул и отправился заменять артишоки спаржей. Визави дамы — невзрачный субъект с постным выражением лица нехотя ковырял вилкой котлету. Глаза у него были оловянные, как у снулой рыбы. Встретившись взглядом с Иваном, субъект хмуро кивнул.
— Вы знакомы? — удивился Миклош.
— Где-то видел. А что?
— Ничего. Ешьте артишоки, юноша. Полезно для мозговых клеток.
— А спаржа?
— И спаржа.
Они взглянули друг на друга, рассмеялись.
— Посмотрите, — негромко проговорил Миклош. — Что это с ним?
Зажмурив глаза, субъект откинулся на спинку кресла и запрокинул голову.
— По-моему, он вот-вот расхохочется, — предположил Иван.
Субъект откидывался все больше и больше, и теперь уже вместе с креслом. Казалось, он вот-вот грохнется на спину. Возмущение на лице дамы уступило место острому любопытству. Она даже подалась вперед, наблюдая за своим визави. Субъект оглушительно чихнул и одновременно вернулся в исходное положение, обдав даму фонтаном брызг. Та взвилась, закатила истерику и ринулась прочь из ресторана.
— Вот это спаржа! — восхитился Иван, провожая даму глазами. — Вы правы, Миклош. С завтрашнего дня перехожу на подножный корм.
— Подножный значит из-под ножа? — деловито уточнил венгр.
— Из-под ног.
— Непостижимый язык, — вздохнул Миклош. — Но вернемся к нашему разговору. Итак, чего вы добились?
— Миклош, — Иван согнал с лица улыбку, — я и не надеялся, что комманданте станет со мной откровенничать.
— Вот как? — искренне удивился венгр.
— Конечно. Хотел посмотреть, как он увильнет от ответа.
— И что увидели?
— Кое-что увидел. Недостаточно, правда, но…
— И поэтому сцепились с отцом Мефодием?
— Отчасти. А вообще, просто отвел душу. — У Ивана пропало желание продолжать разговор.
— Отвел — куда? — изумился венгр.
— Никуда! — Иван начинал терять терпение. — Это идиома.
— В смысле…
— Высказать все, что хотел.
— Понятно. — Миклош провел ладонью по голове. — «Знай наших», да?
— Примерно.
— Феноменальный язык. Казалось бы, что общего?
— Миклош, — не выдержал Иван. — Неужели у вас тут — он ткнул себя в левую сторону груди, — всегда спокойно?
— Нет. — Венгр растерянно уставился на собеседника. — А почему вы спросили?
— Тогда зачем вы меня терзаете?
— Терзаю? — Миклош огорченно покачал головой. — Это плохая шутка, Иштван.
«Он прав, — подумал Иван. — Чего я завелся?»
— Простите меня, Миклош. Сам не пойму, что на меня нашло.
— Пустяки, — улыбнулся венгр. Улыбка у него была чудесная: грусть, обида и радость одновременно. — Забыто. Хотите клюквенного сока?
— Хочу.
Иван терпеть не мог клюкву, но предложи ему сейчас Миклош синильную кислоту, он бы и от нее не отказался,
Венгр потянулся к графину. Рука у него была тонкая, изящная и тем инороднее выглядели на ней струпья мозолей и следы заживающих ссадин.
— Как вас сюда занесло, Миклош?
Рука чуть заметно дрогнула.
— Почему это вас интересует, Иштван?
— Не знаю. — Иван был искренен. — Спросил и все. Не хотите — не отвечайте.
— А вы?
