он покажет все возможности своего горла и мегафона, но вместо этого, он, отчего-то спокойно произнес, обращаясь к Винту:
– Чего? Что значит – если бы была женщиной?
– А то, что это мужик! – изобличительно ткнул он в меня кнутиком, я же все никак не могла успокоиться и, время от времени похрюкивала сквозь смех, хоть и знала, что это верх неприличия. – Это существо – трансвестит!
Постепенно принялась смеяться и съемочная группа – они поняли, в чем дело. Должно быть, многие девушки страдали от навязчивости Мюррея…
– С чего ты взял, что она мужчина? – заинтересовался Кен, глядя на мои смеховые судороги. – По каким это признакам вычислил?
– Оно мне само сказало! – с вызовом выкрикнул придурок. – Раньше оно было Игорем, потом…
– Ах, вот оно что! – и я впервые увидела, как Кен смеется.
Вскоре хохотали все, вплоть до последнего осветителя.
– Ну, хватит! – крикнул Кен. – Развлеклись и за работу! Мюррей, выходи спокойно, смело вожделей Ирис, она – женщина!
– В каком смысле?
– В прямом! Она пошутила!
– Да что вы говорите!
– Мюррей, ты работать будешь, или нет?! – мгновенно рассвирепел Кен. – У меня полным полно хлыщей, которыми я безболезненно могу тебя заменить!
– Готов я! – поспешно крикнул он и гордо скрылся за скалой.
Я снова разлеглась под деревом умирать. Теперь-то уж герцог меня точно со свету сживет, ну ничего, как-нибудь перезимуем. Закатив глаза, я застонала, истекая кровью.
– Поехали! Дубль два!
Мюррей показался из-за скалы, теперь выражение лица у него было что надо, видимо, испугался, что вышибут из картины, и только в глазах горел недобрый огонек. Как положено, я подняла голову и, увидев страшило, попыталась отползти в сторону, с ужасающими кровоподтеками на прекрасном лице. Ненависть мне чудно удалась.
– Не бойся меня, Леола, – изо всех сил мягко, даже нежно, произнес Винт, – я не желаю тебе зла.
Я молча смотрела на него.
– Прости меня, Леола, – он опустился на колени и коснулся лапой моих волос. Долго плел бред в соответствии со сценарием, и, наконец, настал черед моей реплики.
– Ты погубил мой народ, – простонала я, – ты погубил меня…
Ух, как я здорово это сказала, а!
– Нет, Леола, нет! – он схватил мою холодеющую руку и давай ее лобызать. – Прости меня! Как я могу искупить свою страшную вину?
Он опять схватил мою руку и прижался к ней скользким лбом, щекоча тараканьими усиками. Во что бы то ни стало, надо было продержаться этот дубль, иначе мои муки умножатся…
– Знаю! Знаю, чем смогу искупить свою вину! – заорал он, и я едва не подпрыгнула от неожиданности. – Этим и только этим!
Он вытащил небольшой ножичек, и я машинально прикинула, сколько раз его надо воткнуть, что б уж наверняка, глянув на свой меч, валявшийся неподалеку, почти собралась сказать: «Нет, этим не стоит, лучше уж искупай моим…»
– Возьми этот кинжал, Леола! – завывал он, пихая мне в руки свой ножичек. – Мое сердце принадлежит тебе! Пронзи его!
С огромным сожалением пришлось отшвырнуть перочинный кинжалик и простонать:
– Нет!
– Умоляю тебя, Леола!
Он не поленился поднять панталонный зад и принести кинжальчик снова.
– Я не могу жить! Без тебя! Убей меня!
«Нет, все-таки „Синема-Парк“ снимает ужасные картины!», – подумала я, с трудом приподнимаясь и прислоняясь спиною к дереву. Мне показалось, что оно слегка покачнулось.
– Нет! – снова отшвырнула я кинжал. – Я прощаю тебя!
– Правда? – он рухнул передо мной на колени и схватил за руки. – О, Леола! Жизнь моя!
Тут он снова потянулся ко мне своими скользкими губами, я невольно отодвинулась назад, проклятое дерево пошатнулось и рухнуло, свалив еще пару декораций. Я упала на дерево, а Мюррей на меня.
– А-а-а! – затопал ногами Кен. – Немедленно все починить!
Мне хотелось рыдать. Все переснимать из-за дурацкого дерева! Мюррей продолжал вдавливать меня в траву, дыша в лицо, видимо, вставать он не собирался.
– Значит, ты все же женщина? Надеюсь проверить это поскорее!
– Да пошел ты к черту! – я попыталась его оттолкнуть.
Он с меня скатился, а ото всюду понабежали рабочие и занялись декорациями. При падении дерево сильно повредилось – работы явно предстояло немало. Кен обреченно махнул мегафоном и объявил перерыв. Народ сразу же бросился в столовую, я же пошла на свежий воздух и столкнулась с Леоном.
– Привет! – ну хоть что-то хорошее за этот съемочный день.
– Привет, а я попрощаться.
– Что, прямо сейчас? – мгновенно расстроилась я. – Уже уезжаешь?
– Да, – в руках Леон теребил какую-то бумажку, – через два часа.
– У, а я столько хотела тебе рассказать! Такие удивительные вещи со мной произошли! – разочарованию не было предела.
– Напиши мне об этом в письме, – он протянул мне листок, – вот адрес.
– Ага, – я взяла бумажку, не зная, куда ее деть, на мне была окровавленная леопардовая шкура.
– Напиши поскорее, ладно?
– Могу сделать это прямо сегодня, меня так и распирает от событий. Приедешь домой, а там уже мое письмо.
– Было бы здорово. А знаешь, ты потрясающе смотришься в этом наряде.
– Ага, особенно с синяками и кровоподтеками.
Леон ничего не успел ответить – из недр студии раздался вопль Кена:
– На площадку! Продолжаем!
– Ну, я пошел, – Леон обнял меня и поцеловал, – береги себя и постарайся не попасть под какую- нибудь удивительную лошадь. Успехов тебе в кино, надеюсь прочитать о тебе на первых полосах.
– Это произойдет скорее, чем ты думаешь.
Я словно в воду смотрела, потому что уже вечерние выпуски газет запестреют статьями обо мне и фотографиями. Уже к вечеру я стану знаменитой, вернее, уже стала, но я еще не знала об этом.
Глава шестая
Этот съемочный день, пожалуй, был самым длинным и ужасным в моей жизни! Проклятую сцену с герцогом переснимали аж одиннадцать раз! Мне уже всерьез стало казаться, что жизнь моя кончена! Особенно эти кошмарные поцелуи!.. Именно они и портили все дело. Страстные объятия снимали в конце сцены, и, если до них всё шло более-менее гладко, то концовка губила дубль напрочь.
– Ирис! – заходился в крике Кен. – Да что же это такое?!! Ты целуешь его как лягушку, даже не надеясь, что жаба превратится в принца! А ты, Мюррей?! Те же целуешь любимую женщину, а смахиваешь на насильника! Нежности больше, осел несчастный!
В общем, мучались мы как каторжные.
– Короче! – не выдержал Кен. – Когда ты, Ирис, будешь его целовать, закрой глаза! А ты, Мюррей, повернись к камере затылком!
Так мы и поступили, отсняв, наконец, проклятую сцену. Едва ли не плюнув напоследок друг в друга, «герцог» с «амазонкой» отправились переодеваться.
Еле волоча ноги, я побрела на выход, мечтая о горячей ванне и рюмочке коньяка. У моего дома виднелось целое столпотворение. Я подумала, что это, наверное, какой-то несчастный случай, но, тут эти
