Это не очень справедливо, но идея о том, что переохлажденная Россия навеки неконкурентоспособна на этой теплой планете, отныне навсегда связана в глазах большинства ее (идеи, а не России) поклонников с именем А. П. Паршева. В эту идею мертвой хваткой вцепились красные публицисты – десятка два полупрофессиональных и буквально сотни самодеятельных. Неутомимо развивая ее на своих красных сайтах, они иногда ритуально упоминают Милова, но чувствуется, что не читали. Отец родной для них – полковник Федеральной пограничной службы Паршев.
Чем им так угодила эта идея, в общем, понятно. Она позволила бы чаемой ими красной России, а еще лучше – возрожденному Советскому Союзу, ссылаясь на климатический «форс мажор», выбыть из безнадежного, как их убедили, состязания, не теряя лица. Выбыть – и радикально отгородиться от всего мира, свести контакты с ним к минимуму, ничего не продавать «буржуям» без крайней необходимости, ничего не покупать у них, жить автаркией (замкнутым самодостаточным государством), благо ресурсы есть, и не заморачиваться себестоимостью производимого, ценообразованием и прочим вздором. Надо – произведем, но никакого потребительства. Мобилизационное государство, как при Сталине, государственная монополия на все. Замкнутый мир-экономика почти по Броделю. И будет счастье.
Сторонников данного умственного направления особенно тешит во всем этом сладостное видение снова запертой на замок границы. Переубеждать их – напрасный труд, но, думаю, их не порадует известие, что полюбившаяся им концепция выстроена на методических и арифметических ошибках.
5. «Себестоимость в России будет всегда ниже». А не выше
Пламенные публицисты в голос рыдают, что себестоимость российской сельхозпродукции самая высокая в мире. Сквозь их мощные баритоны трудно пробиться голосам людей, хоть как-то связанных с реальным сельским хозяйством. Но изредка они пробиваются.
Вот некоторую ясность вносит первый заместитель генерального директора ОАО АПК «Михайловский» Наум Бабаев:
Послушаем Айрата Хайруллина, еще одного первого заместителя председателя Комитета ГД по аграрным вопросам:
Еще раз ему слово:
Хайруллин работает в самых разных уголках страны – в Татарстане, в Вологодской области, в Курской.
Кто-то скажет: но ведь это не сельский труженик, а аграрный капиталист, ему есть что вложить в налаживание хозяйства. Отвечаю: и замечательно, что капиталист – разведение крупного рогатого скота очень капиталоемко, без солидных денег в эту отрасль лучше не соваться. Но будь этот бизнес таким безнадежным, каким его видит Милов, любые вложения оказались бы убыточны и Хайруллин быстро перестал бы быть аграрным капиталистом. А он на опыте своего бизнеса говорит, что себестоимость производства всех видов мяса в России будет всегда ниже, чем в Европе и Канаде.
Эксперты английской компании Heartland Farms изучали вопрос о выгодности полеводства в России тоже не по книгам дилетантов, и конкурентное преимущество в России видят в низкой себестоимости производства[32].
Ошибка всех, кто развивал соображения Л. В. Милова о бесперспективности российского сельского хозяйства, состоит в том, что они сравнивали густо дотируемую продукцию Запада с российской, дотируемой ничтожно. Корректно сравнивать наши показатели допустимо разве что с Украиной – типологически схожее советское наследство и минимальная господдержка делают их сопоставимыми. Наверняка Украина имеет плюсы перед Россией по каким-то культурам в силу своих реальных почвенно- климатических преимуществ. Но вот российская пшеница ниже по себестоимости, чем украинская, – это хорошо знают зерновые трейдеры[33].
Пример с российской и украинской пшеницей помогает развеять еще одну иллюзию, которую питают наши самодеятельные климатологи. Они читали про житницу-Украину, про житницу-Кубань и сделали вывод, что если нет засухи, то для пшеницы чем жарче, тем лучше. Интересно, читали они про житницу- Сибирь? В XIX в. в Сибири стало производиться столько пшеницы, что хлебные цены в европейской части России пошли вниз. Это подрывало интересы крупных производителей зерна – дворян, которые потребовали и добились введения «челябинского порога». Алтайский или омский хлеб доезжал до Челябинска по одному железнодорожному тарифу, а дальше тариф удваивался. Косвенным результатом этой меры стал расцвет в Сибири масло– и сыроделия.
Мало того, русская агрономическая наука еще в позапрошлом веке твердо установила, что преимуществом северных губерний является более длинный световой день в течение всего вегетационного периода и гораздо меньшая вероятность засух. Даже если выпадает мало влаги, при сравнительно невысоких летних температурах и малом испарении ее оказывается достаточно для растений. Создатель сельскохозяйственной метеорологии Александр Иванович Воейков (1842–1916) вывел закономерность, гласящую: по направлению с севера на юг потребность в воде в Европейской России возрастает быстрее, чем количество осадков; а классик отечественной селекционной генетики Виктор Евграфович Писарев (1882–1972), заместитель Н. И. Вавилова в ВИРе по научной работе, сведя в конце 20-х гг. огромный цифровой материал за сто с лишним лет, показал, что урожайность хлебов в нечерноземной полосе (Вологодская, Вятская, Пермская, Новгородская и Петербургская губернии) гораздо выше, чем в степях (область Войска Донского, Самарская и Саратовская губернии): для яровой пшеницы на 33 %, для озимой – на 42 %.
Правда, сразу после этого случилась коллективизация, безнадежно запутавшая картину. До сих пор состояние сельского хозяйства в России, несмотря на некоторые просветы, таково, что доверчивый наблюдатель готов поверить, что за всем этим стоит какая-то неодолимая сила – например, климат.
Что это был за «климат», хорошо показывает вышедшая в 2007 г. в издательстве Пензенского университета монография (под редакцией проф. В. М. Володина) «Аграрная Россия: история, проблемы, перспективы». Напоминая, что советский режим финансировал почти все свои проекты за счет изъятия ресурсов из села, авторы пишут: