Россия. История успеха. Перед потопом

На этих выборах из местных дворян избирались старосты, а их помощники – целовальники – из местных крестьян и посадских людей. Выбирались также сотские и пятидесятские. Слово «целовальник» сегодня звучит забавно (особенно сочетание «губной целовальник»), но объясняется просто: вступая в эту выборную должность, человек приносил присягу, целуя крест.

Историк В. Л. Махнач проводит следующие параллели: «Если земский староста подобен испанскому алькальду, то губной староста подобен англосаксонскому шерифу… Власть [в допетровской России] имела под собой мощную демократическую базу. Это была не бюрократическая, а антибюрократическая система правления», поскольку бюрократия, представленная классической фигурой дьяка, «воспринималась всем населением, начиная с низов, не как власть, а как наемное чиновничество, исполняющее (пусть зачастую не без корысти для себя) волю власти – прежде всего выборной. Развитая система самоуправления существует вплоть до петровского переворота, и существует она на фоне чрезвычайно низкой бюрократизации на местах». Даже в таком крупном городе, как Нижний Новгород, весь «аппарат» городового воеводы состоял из дьяка с подьячим. О русской нелюбви к «крапивному семени» свидетельствует тот факт, что земских и городовых дьяков (в отличие от дьяков приказных) порой именовали дьячками и даже обзывали дьячишками – совсем как церковнослужителей без степени священства. Последнее порождает путаницу в головах современных читателей, в прежние века никакой путаницы быть не могло.

Земская реформа не везде была доведена до конца. Кое-где, особенно на юго-западных окраинах, приказные люди теснили выборных. Были и такие места, где кормления без перехода сменились жесткой властью воевод. Тем не менее на законодательном уровне права земств даже расширялись. В 1648–1649 гг. в ведение земских властей перешли подгородные земли, по тем или иным причинам изъятые у владельцев, а по Новоторговому уставу 1667 г. – судебные дела купцов, находящихся в длительных отлучках по торговым делам. На земства был возложен и сбор новых налогов, которые надлежало сдавать в приказы, минуя воевод, к большой досаде последних. Вместе с тем сохранившиеся наказы избирателей Земским соборам о том, чтобы вместо приказных людей сбором налогов занимались выборные целовальники, говорят о том, что борьба земских и приказных начал шла с переменным успехом.

В целом же по участию низового демократического элемента в местном самоуправлении допетровская Россия принципиально опережала Англию, где лишь реформы 1888 и 1894 гг. покончили с монополией аристократии в местном самоуправлении.

2. Петр I убивает русский суд, но не до конца

Справедливый суд – одно из условий свободы. Историк Н. В. Соколов в серии статей «Родословие русской свободы» на сайте «Еженедельный журнал» (http://www.ej.ru) поставил перед собой цель «вернуть в активную общественную память… здравые представления о «духе русского народа», который на всем протяжении своей долгой истории разделял основные цели общеевропейского культурного движения» (добавлю от себя: веками ничего не зная ни о каком «общеевропейском движении»; сходство было типологическим). Серия освещает ряд аспектов российского саморазвития, и среди них суд. Вот как описан исторический русский суд до его слома при Петре I: «Суды вершились публично, причем безусловно господствовал процесс состязательный, состоящий в споре двух равноправных сторон перед судьей, оценивающим свидетельские показания по внутреннему убеждению. Главным двигателем правосудия был свободный гражданин, которому принадлежал как почин возбуждения дела, так и бремя доказывания, государственная же власть дорожила своей судебной функцией только как источником доходов и вовсе не рассматривала ее как инструмент влияния на подданных в желательном направлении. Собственно, только такой способ отправления правосудия в России назывался судом до самого XVIII в., когда этот тип процесса был окончательно вытеснен государственным розыском».

Этот исторически сложившийся в России состязательный процесс, при котором стороны имели равные права в предоставлении суду доказательств и в отстаивании своих законных требований, был по существу упразднен именным указом Петра I от 21 февраля 1697 г. и «добит» в 1716 г., когда петровское же «Краткое изображение процессов», разработанное для военных судов, стало обязательным и для судов гражданских. Активность сторон в процессе была сведена на нет, главная роль перешла к судьям. По мнению Петра, стороны злоупотребляли своими процессуальными правами, и он эти права решительно урезал. Состязательный процесс на многие десятилетия сменяется судом-следствием. Тем, кто видит в деятельности Петра сплошную европеизацию, стоит задуматься.

С другой стороны, в XVIII в. в России появляется понятие о крайней необходимости применительно к незначительным кражам «из крайней голодной нужды». Наказание в таких случаях или совсем не применялось, или умалялось. В Англии, по контрасту, казнь через повешение полагалась за карманную кражу на сумму более шиллинга, за кражу в лавке на сумму более 5 шиллингов, за пойманного на помещичьей земле кролика.

К этому надо добавить, что при всех благоприобретенных стараниями Петра изъянах русский суд оставался крайне милосердным. Выше у нас уже шла речь о 24 наказанных (включая шестерых казненных) по следам двухлетней крестьянской войны Пугачева, потрясшей страну.

В XVIII в. в России утверждается разноуровневый сословный суд. Характерная подробность: лишить дворянина дворянского звания мог только дворянский суд на основании доказанного преступления. Сословный суд, аналог «суда равных» английского права, был, конечно, тормозом в развитии страны. Такое положение сохранялось до судебной реформы 1864 г. Тяжбы в судах были долгими (вспомним Гоголя) – даже более долгими, чем современные тяжбы в западных судах. Самые злые изображения дореформенного русского суда, естественно, вышли из-под пера тех, кто сам подвергался судебному преследованию – как, например, А. В. Сухово-Кобылин. Но не забудем, что справедливость победила: Сухово-Кобылин был оправдан.

Пока не появилось Уголовное уложение 1845 г., в распоряжении судьи сплошь и рядом были столь архаичные законы, что ему приходилось, отложив их в сторону, руководствоваться просто здравым смыслом. И что же? Мемуары почему-то не пестрят жалобами на нелепые приговоры. Жаловались на волокиту, взятки, крючкотворство, но эти жалобы стары как мир и универсальны во всем мире: прочтите «Холодный дом» Диккенса, современника Сухово-Кобылина.

Когда Р. Пайпс отважно заявляет: «До судебной реформы Россия не знала независимого судопроизводства», это напоминает реакцию специалиста по анатомии пингвина, которому показали атлас анатомии человека. Почему-то никого не смущают разительные отличия между англо- саксонским судом и судами стран, развивавших римское право. Каждая страна торила свой путь и имела на это право.

Реформа 1864 г. не принесла судебный рай. На укоренение нового суда ушло лет двадцать, в течение которых только и было разговоров, что он не приживается, что он не для России. Когда же наконец всем надоело повторять одно и то же, вдруг выяснилось, что в России очень даже неплохой суд. Но по- настоящему его оценили, лишь когда его не стало. Порой одна мимолетная фраза может заключать в себе очень много. «Отношение к русскому правосудию, как к самому справедливому и честному в мире, еще твердо держалось; не сразу можно было осознать, что все коренным образом изменилось, и такое замечательное учреждение, как русский суд, – тоже»[122] , – передает мемуаристка потрясение, испытанное ей в 1918 г. Эти слова – напоминание о ясной и непоколебимой уверенности людей ушедшей России в своем суде, уверенности, которая не свалилась с неба, а покоилась на их жизненном опыте.

Русский суд кончился, когда четырьмя декретами между 24 ноября (7 декабря) 1917 г. и 30 ноября 1918 г. юрист по образованию Ленин отменил, уничтожил весь корпус законов Российской империи («При рассмотрении всех дел народный суд применяет декреты рабоче-крестьянского правительства, а в случае отсутствия соответствующего декрета или неполноты такового руководствуется социалистическим правосознанием. Ссылки в приговорах и решениях на законы свергнутых правительств