что промышленные предприятия все выведены из строя, что на военных заводах нет ни оборудования, ни сырья… В Красную Армию, мол, набирают ополченцев, вооружают старыми винтовка и пулеметами и почти без патронов отправляют на фронт. Русские солдаты якобы только и думают о том, как бы поскорее сдаться в плен… Еще один удар, говорили вы, и все будет кончено! Так это или нет, я вас спрашиваю?
Гиммлер и генералы подавленно молчали.
– Нам действительно осталось совсем немного, – Гитлер подошел к висевшей на стене карте и ткнул в нее пальцем, – захватить и уничтожить Уральский промышленный район, сломить сопротивление советских частей и выйти на стратегические просторы Сибири, чтобы соединиться с союзниками-японцами. И вдруг большевики начинают наступление, и наши солдаты бегут! Что это? Я вижу здесь предательство – заговор против армии, рейха и лично меня. Генрих, – Гитлер вновь обратился к Гиммлеру, – вам придется с этим разобраться, узнать имена ротозеев, прозевавших русское наступление. Или предателей, снабжавших нас неверной информацией о военном и промышленном потенциале большевиков…
– Будет выполнено, мой фюрер, – поспешил заверить Гиммлер.
– Генерал, срочно вызовите фон Манштейна и всех командующих армиями группы 'Центр', а также начальников штабов, – Гитлер повернулся к фон Гроту, – необходимо экстренное совещание – как остановить наступление русских. Все, можете быть свободными, – это уже он сказал остальным.
Генералы расходились молча, каждый чувствовал, что над его головой сгущаются тучи.
Майор Николай Шмаков еще раз обвел взглядом сидящих в комнате людей.
– Товарищи, – начал он, – мы только что получили сообщение из центра, нас благодарят за успешное выполнение операции 'Возмездие'. Все, кто участвовал во взрыве Мавзолея и покушении на Гитлера, будут представлены к правительственным наградам. Честно говоря, я ожидал другой реакции, особенно после того, как стало известно, что фюрер жив. Но начальству, как говорится, виднее… Командование довольно, что мы сорвали-таки фашистский парад на Красной площади и дали прикурить немцам! На этом операция 'Возмездие' закончена. Кстати, как там наш подопечный, майор Ганс Шнейдер?
– Отсыпается под присмотром моих людей, – доложил руководитель подпольной группы Павел Петров, – вчера вечером потребовал водки – иначе, говорит, не заснуть, все переживал, что перешел на сторону врага. Мы и дали ему разведенного спирта, он как выпил, так сразу отключился. Между прочим, его охраняет твой друг, Семенов, – Павел Матвеевич кивнул лейтенанту Алексею Миронову. – Михаил все просится на задание, хочет поучаствовать в настоящем деле, но мы пока его не берем. Надо еще проверить как следует…
– Правильно, – одобрил Шмаков, – пусть подождет, там посмотрим.
– Я в Мишке уверен, – твердо сказал Миронов, – он вытащил меня из полицейского участка, спас от полковника Остермана…
– С Семеновым мы разберемся позже, – подвел черту Шмаков, – а теперь перейдем к главному вопросу. Получено новое задание, и оно, полагаю, будет посложнее того, что мы только что закончили.
– Что может быть сложнее, чем покушение на Гитлера во время парада на Красной площади? – удивился Алексей Миронов.
– Спасение Москвы. Речь идет об операции, имеющей стратегическое значение. По данным нашей разведки, фашисты готовят уничтожение важнейших городских объектов, в том числе шлюзов канала Москва-Волга. Вы знаете, товарищи, что вчера Красная Армия перешла в наступление, немецкая оборона трещит по всем швам. Гитлеровское командование не уверено, что удержит Москву, поэтому и планирует взорвать шлюзы. Если немцам удастся затопить город, то это станет серьезным препятствием на пути наших войск… Наша задача – что бы то ни стало предотвратить разрушение канала!
– Но для этого надо знать, где и когда произойдет взрыв, – заметил Миронов.
– Точных данных пока нет, и это, пожалуй, самая трудная часть нашей операции, – признался Шмаков. – Но тут я очень надеюсь на помощь Павла Матвеевича.
Петров удивленно поднял брови.
– Я, конечно, готов помочь, но каким образом?
– Может быть, попробуем через вашу бывшую жену?
– Через Нину?
– Да, через Нину Сигизмундовну Петерсен, которая сейчас служит в штабе генерала Зеермана. Капитан абвера, доверенное лицо нашего старого знакомого, полковника Остермана… Чтобы всем было понятно, расскажите, Павел Матвеевич, о своих с ней отношениях.
Петров смущенно кашлянул и начал рассказывать.
Его настоящее имя Ян Петерсен, по национальности – латыш, из семьи рижского железнодорожного рабочего. Еще в 1916-м году вступил в партию большевиков, работал в подпольной типографии, распространял листовки. Был арестован, сидел в рижской тюрьме, ждал суда и ссылки. Но тут грянула Февральская революция, его, как и прочих 'политических', сразу же выпустили. Осенью 1917-го он прибыл в Петроград, вступил в Красную гвардию, участвовал в штурме Зимнего, затем сражался с Юденичем. Во время Гражданской войны находился в отряде латышских стрелков, лично охранял Ленина. В двадцать четвертом году демобилизовался, устроился работать на стройку каменщиком. А через три года встретил Нину.
Нина служила машинисткой в какой-то конторе и очень нуждалась. Она была из дворян, ее отец, Сигизмунд Францевич Рихтер, когда-то служил в министерстве транспорта, был крупным чиновником. После Октябрьской революции его арестовали, но вскоре выпустили. В 1919 году отец примкнул к подпольной группе, принял участие в подготовке контрреволюционного заговора, но был выдан предателем и схвачен ЧК. Его приговорили к расстрелу – так было объявлено в советских газетах.
Вскоре мать Нины умерла от тифа, и бедную сироту приютила и воспитала двоюродная тетка, Зинаида Львовна. В начале двадцатых годов Нина закончила курсы секретарей и пошла служить. Понятно, что с таким прошлым она не могла рассчитывать на хорошее место, потому и перебивалась машинисткой в какой-то конторе. Но Нина оказалась хорошим специалистом – все документы у нее были в порядке, работу выполняла вовремя и точно. Начальство было ею довольно, хотя и платило копейки…
Со своим будущим мужем Нина познакомилась случайно – на одном из общественных собраний. Они оказались рядом и разговорились. Нина рассказала о себе – о родителях, детстве, службе. Прошлого своего она не скрывала, как и того, что карьера машинистки ее совсем не привлекает. Павел Матвеевич полюбил (а может быть, пожалел) скромную, симпатичную девушку, и стал за ней ухаживать. Вскоре они поженились. Нина, разумеется, уволилась из ненавистной конторы и взяла фамилию мужа. Ее жизненные невзгоды на этом закончились: семейная жизнь протекала гладко, почти без ссор, муж хорошо зарабатывал, что позволяло молодой женщине чувствовать себя вполне обеспеченной. Вскоре родилась дочь Настя, и Нина целиком посвятила себя воспитанию. Девочка росла в достатке и внимании.
Но однажды Нина получила письмо из Германии – от отца, которого считала давно погибшим. Оказалось, что он каким-то чудом избежал расстрела, сумел выбраться из Москвы и присоединиться к Добровольческой армии. С ее остатками в 1920-м году он перебрался сначала в Турцию, а потом – в
