— И из-за них ты забыл обо мне? И ничего не писал мне целый вечер… — Я сделала глаза, как у кота в мультике «Шрэк», когда он изображает максимальную душевную боль. Правда, непонятно зачем — телефон не мог передать выражения моего лица.
— Там была тяжелая история. Они действительно ведьмы, и мы не могли просто так отделаться от них, надо было дать им понять, что в принципе согласны… Они вошли в такой экстаз, что начали ласкать друг друга прямо на наших глазах, и были офигительно красивы, как героини порнофильма.
Сколько мне еще бороться с этим внутри себя? Мое сознание металось. Меня рвало. Я органически не принимала истории со всем этим «хоум-видео», я ревновала и мучилась, но знала, что есть только один путь, чтобы быть рядом с ним, — СТАТЬ ТАКОЙ ЖЕ, КАК И ВСЕ ОНИ. Любить деньги, а не процесс игры, наслаждаться от власти над мужчинами, а не искать любви. Готова ли я к такой трансформации? Мне кажется, что я начинаю сбавлять обороты, притормаживать на перекрестках, потому что все происходит быстрее, чем успеваю к этому морально подготовиться.
Я приехала к нему несколько раньше, чем мы договаривались. Не стала выходить из машины. Закурила. Через несколько минут из подъезда вышла Нина. Нина Брусникина. Она подняла глаза к вечернему небу и глубоко вобрала в грудь воздух. Она улыбалась. Я уже видела эту улыбку — в зеркале, когда смотрела на себя в его ванной. Мне хорошо было знакомо это чувство наполненности, когда вобрала в себя все энергии космоса и отдала их самому близкому человеку.
Ревность, страх, недоверие к Дамиру. Я подавила и это. Или оно очень быстро сменилось еще одним незнакомым мне чувством: Нина — моя сестра. Такая же черная, как и я.
Да, я видела в ней кровную сестру. Я четко осознала, что он спит с ней. Несмотря на то, что уверяет меня в обратном. Никто никогда не откажется от секса с женщиной, которая хочет. А то, что Нина, которая каждый день ходит домой к Дамиру на массаж, страстно желала его, в этом я не сомневалась.
Я хотела подойти к ней и посмотреть в ее глаза ближе. Я хотела подойти к ней, но я помнила об установленной конфиденциальности наших отношений. Нина и Вадим не знали, что мы встречаемся. Брусникин кружил вокруг меня, делая одному ему ведомые замеры, обнюхивал меня, но ни одного реального подтверждения того, что мы вместе, ему выдано не было. Он видел, что я похудела. Он видел, что похудела Нина. У меня светились глаза. Нина тоже все время улыбалась. От нас фоном шла одна и та же энергия, энергия черных, и бедный Брусникин, как пес, вынюхивал следы противника — на мне и на своей жене… И скулил, как кобель, потерявший след…
Я помню, как Вадим разозлился, когда Дамир сказал ему, что Олеся Градова такая же умная, как и его жена. Ему словно было нанесено оскорбление — его тонкая, образованная Нина, читающая Шекспира в подлиннике и наизусть цитирующая всю поэму «Евгений Онегин», — и я, «эффективный менеджер», организатор массовых мероприятий!
По словам Дамира, Вадим действительно считал меня недостойной занимать практически такую же должность в компании, что и он сам. Более того, он был уверен, что мои успехи объясняются только одним — я сплю с боссом, Феликсом Громовым. Пусть думают что угодно, но я действительно никогда не завожу романов на работе. Хотя напрасно, ибо самое действенное оружие в карьерных играх — это секс.
Мне приснился странный сон. Я была героиней ток-шоу «Модный приговор» в прямом эфире Первого канала. В роли прокурора восседал модельер Слава Зайцев в оранжевом шейном платке и сиреневом фраке. «Не лучшее сочетание цветов», — подумала я. Справа от него сидел Владимир Соловьев, ведущий «К барьеру!», только почему-то с пышными усами и в костюме трансвестита. А слева — Рената Литвинова в космическом комбинезоне в образе неземной женщины. На шее у нее были жабры, как у Витаса. «Ну и карнавал!» — подумала я во сне.
На мне был не менее странный костюм, чем на Зайцеве и Литвиновой. Я даже не помнила, было ли такое в моем гардеробе? Рваная на подоле туника, подпоясанная леопардовым широким ремнем, и серебристые лосины. Из широкого ворота торчала бретелька зеленого бюстгальтера, и я всё время стыдливо поправляла ее — как могла надеть салатовое белье под красно-розовую тунику, я никак не могла взять в толк. Но меня судили явно не за выбор белья.
— Подсудимая, встаньте, — потребовал Слава Зайцев.
— Я уже стою.
— Так не положено. — Он словно впервые увидел меня и решил разглядеть повнимательнее, спустив круглые очки Элтона Джона на кончик носа и взглянув поверх оправы. — Сядьте и встаньте повторно.
Я подчинилась. Поправила бретельку.
— Итак, вы обвиняетесь в подготовке переворота сознания.
— Какого еще переворота? — возвела к небу глаза Рената Литвинова.
— Сознания, сознания, сознания, — прошелестело по залу, как подсказка.
Режиссер подбежал к ней и сунул карточку с репликами, чтобы она больше не импровизировала.
— Сначала мы зачитаем приговор, а потом выслушаем показания свидетелей и представителей защиты, — продолжал Слава Зайцев, который надел детскую шапочку с длинными висячими ушами.
— Мне кажется, что обычно бывает наоборот. — Я почувствовала себя Алисой в Зазеркалье. Не хватало еще Королевы, которая начнет сводить меня с ума.
— Мы повышаем рейтинги, поэтому все будет наоборот, так интереснее, — он улыбнулся, показав гнилые зубы.
«У него что, нет денег на имплантаты?» — мелькнула мысль.
— Гражданка Градова, директор отдела по организации мероприятий «Пропаганда Плюс».А что значит «плюс»?
— Все остальное, — пытаюсь шутить и сотрудничать со следствием, то есть с обвинением.
— Вы планировали изнасилование сознания граждан нашей страны.
— Изнасилование, изнасилование, изнасилование, — прошелестел вновь зал.
— Вы запретили показ голых фотомоделей по телевизору, снизив тем самым потенцию наших мужчин, благодаря вам женщины перестали пользоваться кремами против прыщей и дезодорантами и к гнусным импотентам добавились потеющие уродки.
— Но я хотела вернуть в общество семейные ценности, я была уверена…
— Вам не давали слова, поэтому не надо снижать наши рейтинги. Вы подменяли ценности и смыслы. Виртуозно, бесстыдно, агрессивно навязывали чуждые народу парадигмы. Влекомая жаждой наживы, алчностью, гражданка Градова шла по трупам и насаждала свои собственные представления о морали. И поскольку такой статьи в Уголовном кодексе нет, будем судить ее по статье «Планирование, подготовка и попытка совершения террористического акта». Количество жертв, которые должны были пострадать, если бы гражданка Градова реализовала свои планы, исчислялось бы тысячами, миллионами, это самый масштабный и безжалостный теракт, который когда-либо замышлялся на этой планете. Подсудимая приговаривается к двенадцати годам лишения свободы с конфискацией.
12 лет— космический цикл. 3x12 равняется 36. Мой возраст. Об этом кажется говорил Ян. Свой следующий космический цикл я проведу на зоне. Будет ли это страшнее того ада, в котором я находилась всю свою жизнь?
— А теперь выслушаем защиту. Где у нас господин адвокат? — Он оглядел зал и увидел пустое место на скамье, где должен был сидеть мой защитник. Требования прямого эфира заставили его быстро загладить неловкость: — Ну, если адвоката нет, значит, слово свидетелям.
Картинка переключилась на сидящих в зале, а Зайцев позвал режиссера и, яростно жестикулируя, выговаривал ему, видимо, за адвоката. Шоу становилось все более интересным. Первым поднялся Артемий Троицкий, элегантный и отстраненный, как обычно.
— Самое страшное преступление — это преступление, которое делается от неведения. При этом нравственная незрелость и вопиющая непросвещенность не являются обстоятельством, смягчающим вину, а наоборот, это достойно увеличения строгости наказания.
— Она хотела власти, безграничной власти над сознанием, и ее не волновало, что будет с людьми, на которых обрушится ее воздействие, — сделал короткое заявление Леонид Якубович из» Поля чудес».
— А чего стоит акция по раздаче инвалидам талонов на бесплатное протезирование. Когда начали искать фирму-производителя, выяснилось, что фирмы нет, а ее генеральный директор, на паспорт которого
