Движенье, блеск, та chere, и мода,
По шумным улицам развал,
Везде cafes с толпой народа,
И все одеты, как на бал…
И каждый мил, любезен, ловок,
И дамы, дамы — о quelle grace![2]
Таких лесбийских вы головок
Нигде не встретите у нас…
С тех пор одна мне дама близка,
Один мужчина мил с тех пор:
Madam Louise — моя модистка,
Monsieur Louis — мой coiffeur![3]
Поэт «Искры» Николай Кроль, «Эпистола светской дамы к степной подруге», 1867 История советской моды свидетельствует о том, как с помощью одежды можно принудить женщину деградировать.
Как только с появлением электрической швейной машинки оказалось возможным шить одежду массово, сразу же были придуманы усредненные модели. Впервые женские фигуры разделили на размеры; крой и детали платья были упрощены и минимизированы.
В 20-е годы XX века, когда за границей, особенно в Европе, быстро распространялась мода на русский стиль, в советской России прививалась чудовищная безвкусица в одежде, максимально отличная от «буржуазной». Еще недавно Европа вдохновлялась красочными костюмами и декорациями для «Русских сезонов» Н. Гончаровой и М. Ларионова, но после революции 1917 года и массовой эмиграции из большевистской России представительниц аристократического общества, — не белоручек, как их высмеивали большевики, а умелых искусниц, европейские модницы оказались активными заказчиками их услуг. Впрочем, интерес к русской традиционной одежде возник еще до революции и до «Русских сезонов», — после того как коллекция старинного русского костюма из собрания М. Л. Шабельской была с успехом показана в Париже, Брюсселе и Чикаго.
Октябрьская революция, объявившая классовый геноцид, выкинула за пределы России наиболее цивилизованную часть общества; основу эмиграции первой волны составляли люди с образованием, прекрасно владеющие иностранными языками. Все они в той или иной мере были приобщены к европейской культуре. Оттого русская эмиграция, несмотря на чудовищные трудности морального и материального плана, оказалась весьма жизнестойкой. Вынужденные эмигранты (а правильнее — беженцы) сожалели не о потере богатств и поместий, но скорбели о потере Родины. В отличие от советских бездельников из простого народа, которые заполонили комбеды (комитеты бедноты) и избы-читальни, русские дворяне на Западе были готовы взяться за любую работу, не считая, что это ущемляет их достоинство. Аристократы — князья и графы — пахали землю, доили коров, становились таксистами; никто не гнушался даже самой черной работы. Этот народ был приучен работать, приучен созидать.
В самом крупном центре русской эмиграции — столице Франции Париже — появлялась мода на русское; рестораны с русской кухней и цыганской музыкой, русские народные оркестры и хоры были популярны более чем американские ревю и джаз-клубы. Тогда с успехом выходили в Париже Две большие ежедневные газеты на русском языке «Последние новости» и «Возрождение» (печатались с 20-х до начала Второй мировой). Те же из русских, кто смог вывезти капиталы, открывали банки, оптовые фирмы; привыкшие заниматься благотворительностью, как могли, поддерживали своих соотечественников. Князь Юсупов, обосновавшись в Париже и призвав на помощь все свои европейские связи, помогал неимущим соотечественникам заработать на жизнь. Организованная им контора по трудоустройству в первые годы эмиграции помогала спасти многих. По инициативе князя был открыт Салон красоты, где русские дамы осваивали азы массажа и макияжа, чтобы открыть собственное дело. На деньги Юсупова стала действовать Школа прикладных искусств имени Строганова, готовившая учеников для работы на эмигрантских художественных предприятиях, а также в Доме моды Феликса Юсупова «Ирфе» (название по сочетанию первых слогов имен его супругов-основателей: Ирина — Феликс; просуществовал с 1924 по 1931 гг.). Дом моды на улице Дюто стал самым крупным творческим проектом князя.
Особенно трудно в эмиграции приходилось женщинам, зачастую оставшимся не только без средств, но и без мужской поддержки. Но они смогли преодолеть массу трудностей и выжить. В это время эмигранты, представительницы всех сословий делали бижутерию и сумки, расписывали шелковые шарфы и шали. Искусство рукоделия, обучение которому составляло обязательную часть воспитания русских девушек, в том числе и из аристократических семей, пригодилось в столь печальных условиях. Эмигрантки занимались модным производством на дому или в гостиницах, где жили в первое время. Кроме прочего, вручную изготавливались детали убранства интерьеров: абажуры, подушки, салфетки, драпировки. Княгини и графини становились портнихами-надомницами и модистками, делали зонты, бижутерию, шили и вышивали платья, белье, расписывали шали, шарфы, расшивали бисером сумочки и кошельки. Известно, что в 1926 году в производстве готового платья во Франции официально было занято 3115 русских, в абсолютном большинстве — женщин. Но в кустарном промысле участвовали не только женщины. Офицеры-галлиполийцы открыли в Париже мастерскую по производству дамской «художественной» обуви.
В апреле 1921 года кузина последнего русского Государя Великая княгиня Мария Павловна Романова устроила в Париже благотворительную распродажу предметов русского кустарного производства. До этого Великая княгиня Мария Павловна, живя короткое время в Лондоне, руководила швейным ателье по изготовлению обмундирования для Добровольческой армии на Дону. Затем она переехала в Париж, где и началась ее карьера в мире моды. В то время в Париже стали популярны выставки русских изделий; наиболее известен выставочный салон «Китеж», который располагался в строении на улице Жан-Гужон. Особое место в нем занимали тряпичные куклы из мастерской «Заведение госпожи Лазаревой».
Утверждают, что на 1921 год пришелся пик популярности «русских» вышивок. Русский стиль угадывался в платьях-рубашках с вышивкой, напоминающей узоры аутентичных крестьянских полотенец, вывешиваемых под божницы; в тончайшей вышивке, напоминающей драгоценные украшения византийских одежд; в мастерски сделанных работах представительниц выдающейся русской школы золотошвеек. Модное пальто с меховой отделкой и головной убор в стиле кокошника безоговорочно признавались исполненными в русском стиле.
До 1922 года наши соотечественники в Европе не имели определенного статуса, что ограничивало их экономическую деятельность и лишь после введения нансеновского паспорта (признанного в 38 государствах документа политического беженца) русские эмигранты получили возможность открывать собственные предприятия. Стали возникать многочисленные ателье и швейные мастерские, которые быстро превращались в Дома моды. В Берлине, Париже, Лондоне и других центрах эмиграции были открыты русские Дома моды. В 1925 году на Всемирной выставке декоративного искусства в Гран-Пале (Париж) экспонировались шали, гобелены, сумки, пояса, отделки к платьям и пальто художницы- эмигрантки Маревны (М. Б. Воробьевой- Стебельской), эксклюзивная обувь, созданная талантом галлиполийских офицеров, и
