— Не скажу.
— Дай мне знать, — его голос по мягкости напоминал шелковистый бархат, — если ты когда‑либо переменишь свою позицию.
— И не мечтай.
Он опять рассмеялся.
Уитни почувствовала, как в душу проникает тепло; ей нравилось это ощущение взаимопонимания, возникшее между ними. Долго это, конечно, не продлится — им еще предстоит жестокая битва в суде.
— Нашла что‑нибудь интересное в этом столе? — как бы невзначай спросил Люк.
— В основном там письма от друзей, ну все такое, и… — Она смешалась.
— И?..
— …у твоей бабушки сохранились… семейные фотографии тех времен, когда… ты был ребенком. Хочешь их взять?
— Нет. — Ответ вылетел со скоростью пули.
В последовавшем молчании она слышала только мерное сопение спящего Троя, доносящееся из монитора.
— Когда твой сын подрастет, может быть, он захочет их увидеть. — Она сама поразилась собственной смелости.
Люк не ответил, продолжая поглощать омлет. Голову он опустил так низко, что она не могла видеть выражение его лица.
Уитни доела ужин и встала, чтобы приготовить кофе. Как только она включила кофеварку, Люк принес свою пустую тарелку, и Уитни отодвинулась, чтобы он мог подойти к посудомоечной машине. Люк захлопнул дверцу, и Уитни ожидала, что Люк снова отойдет, но он не двинулся с места.
— Ну хорошо, — нетерпеливо сказал он. — Я просмотрю их позже.
— Ладно. — Она улыбнулась, и напряжение между ними спало.
— Ну и как себя вело сегодня маленькое чудовище? — Люк сложил на груди руки и облокотился на стол.
— Как ангел.
— Он очень к тебе привязался.
— А я тебя предупреждала об этом с самого начала. Тебе бы действительно следовало попробовать найти ему няню. Кого‑нибудь постоянного.
— Но ты тоже к нему привязалась.
— Это уже моя проблема. — И это действительно становится проблемой: Трой целиком и полностью завладел ее сердцем и будет очень трудно и больно окончательно с ним распрощаться. Она быстро сморгнула, чтобы Люк не увидел несколько повисших на ресницах слезинок. Взяв две кружки, она поставила их на стол.
— Я тут подумал… — медленно начал он.
— Почему‑то каждый раз, когда ты так говоришь, — отозвалась она с еле заметной улыбкой, — у меня появляется чувство, что я не обрадуюсь тому, что ты мне скажешь.
Он оттолкнулся от стола и встал прямо перед ней. Он даже не дотронулся до нее, и все же сознание его присутствия — его сексуальная аура — ударило ее, будто он уже прижал ее к своему худощавому крепкому телу.
— Это твой дом, — сказал он, — здесь твои корни. Ты любишь долину… Но ты сама говорила, как трудно найти место учительницы в этой местности…
— Если бы я захотела найти место по своему профилю, то да… скорей всего, мне пришлось бы уехать. Ничего не поделаешь.
— Но если завещание будет опровергнуто… как тебе понравилась бы идея все‑таки здесь остаться?
— Остаться? Здесь?
— В поместье Браннигенов.
— В… каком качестве?
— Быть хозяйкой в доме.
Все еще не улавливая смысла его предложения, она эхом повторила его последние слова.
— …хозяйкой в доме?
— У тебя будет своя комната и питание, я буду тебе платить за управление домом, платить очень хорошо…
— Служанкой? Ты хочешь, чтобы я для тебя готовила, убирала за тобой, стирала твое грязное белье и носки, а ты бы в это время развлекал Дикси Мэй и прочих своих подружек?
— А что, ты думала, я собираюсь тебе предложить, черт побери, замужество?
— Замужество? — Ее смех прозвенел, как злой колокольчик. — Да я бы не вышла за тебя замуж, даже если…
— А тебе никто и не предлагает. Я уже побывал в роли мужа, благодарю покорно, с меня этого вполне достаточно! Я даже не просил тебя стать моей любовницей. Все, что я предложил, так это дом. Место, где можно жить. Спокойно, надежно.
— Милосердие! — кинула на него взгляд Уитни. — Именно это ты мне предлагаешь. Милосердие. Ты действительно думаешь, что я останусь жить в доме, где хозяином будешь ты? А если бы все было наоборот, ты бы принял такую милость от меня? Можешь даже не отвечать. Я прекрасно знаю, что твоя дурацкая фамильная гордость не позволила бы тебе! Может, я и не Бранниген, но у меня тоже есть гордость. Я никогда не стану твоей домоправительницей… или кем бы там ни было! А кем я стану, так это победительницей в этом судебном процессе. Ты собираешься дать мне бой? Ха! Посмотрим!
Удивительно, как мгновенно изменилась атмосфера. Только что они были почти друзьями, объединенными теплым взаимопониманием, и вдруг — бах! — воздух буквально трещит от электрических разрядов. С обеих сторон.
Губы Люка плотно сжались, на висках вздулись вены.
— Итак, — сказал он, глядя на нее сверху вниз. — Возвращаемся к нашим баранам, да?
— Возвращаемся, черт возьми!
— Значит, увидимся в зале суда. — Его голос обжег ее словно кнут.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Было уже почти девять тридцать к тому времени, когда Уитни закончила возиться по дому. Она слышала, как Люк пришел с полей полчаса назад, и ничуть не удивилась, услышав его отрывистое «заходи», когда постучалась в дверь библиотеки.
Она вошла и увидела, что Люк стоит возле окна. Он уже успел принять душ и переодеться в темно‑бирюзовую рубашку и защитного цвета шорты. Щелкнула закрывшаяся дверь, он повернулся, но его лицо оставалось в тени.
— Я пришла, чтобы закончить разборку стола Крессиды, — холодно сообщила она. — Если ты, конечно, не возражаешь?
Он махнул рукой.
— Стол в твоем распоряжении.
Уитни уселась, подняла крышку… и первое, что она увидела, была пачка семейных фотографий. Не глядя на Люка, она протянула ему пачку.
— Вот, — сказала она. — Фотографии.
Нехотя он подошел к столу и с невнятным «благодарю» взял сверток. Боковым зрением она видела его высокую фигуру и ждала, когда он отойдет. Он продолжал стоять рядом. Она нахмурилась и подняла на него глаза.
— Завтра день рождения Троя, — грубовато сказал он.
— О, я не знала…
