Он пожал плечами. — Возможно, благодаря этому я и не попал в тюрьму.
— О, Эрик, это так ужасно. Мне очень жаль. — Она потянулась через стол и крепко пожала его руку. — Я даже представить себе не могу, каково это — расти одному, не зная любви родителей… — Услышанное ошеломило и ужаснуло ее, но в то же время возбудило еще больший интерес к нему.
Похоже, из него все равно получился замечательный человек, несмотря на столь тяжелое детство. Ко всем другим чувствам, которые он вызывал в ней, теперь прибавилось уважение.
После этого разговор перешел на более легкие темы. Фрэнки рассказывала смешные случаи из жизни гастролирующих трупп, а Эрик — всякие пикантные истории о своих друзьях по спорту и о поклонницах, которые исступленно преследовали их. К тому времени, как был съеден экзотический шоколадно‑сливочный десерт, Фрэнки поняла, что раньше никогда и ни с кем столько не смеялась.
За кофе до нее вдруг дошло, что оба совершенно забыли об изначальной цели их встречи — постараться составить меню, которое могла бы одобрить Тереза. Она собралась было напомнить об этом, но потом решила, что не стоит. Этот вечер таил в себе некое волшебство, которое ей не хотелось разрушать.
Было уже поздно, когда они вышли из ресторана. Дождь перестал, и над головой ярко светили звезды.
— Вот уже почти и лето, — заметил Эрик, усаживая ее на низкое сиденье машины с такой осторожностью, словно она была фигуркой из драгоценного фарфора.
Фрэнки нравилась его галантность. Большинство мужчин больше не утруждают себя этими приятными для женщин мелочами.
— Мы могли бы поехать в какой‑нибудь клуб и немного потанцевать, — с надеждой в голосе предложил Эрик, садясь на водительское место.
Фрэнки ужасно хотелось согласиться. Интересно, что она будет чувствовать, оказавшись в его объятиях? Но она знала, что завтра утром ей нужно будет очень рано встать и бежать в мастерскую, чтобы закончить недоделанную сегодня работу.
— Мне очень жаль, но не могу. Завтра у меня тяжелый день. Мой бизнес не настолько еще процветает, чтобы я могла нанимать работников, так что мне приходится являться до открытия и оставаться после закрытия магазина, чтобы было что продавать. Да еще и заказы — я буквально завалена ими из‑за свадьбы.
Он кивнул и несколько секунд молчал, позволив мощному двигателю работать вхолостую.
— В свое время у меня было такое чувство, будто я женат на своем ресторане, — сказал он наконец. — Но приходит время, когда твое дело может обойтись без тебя. Главное — суметь определить этот момент.
— Ну а мое не может, — коротко сказала она. — Во всяком случае, пока. — И еще очень долго не сможет. Пока она не выплатит долг отцу — весь, до последнего цента и с процентами.
Точная сумма долга вспыхнула у нее в мозгу, словно неоновая реклама, чуточку омрачив удовольствие от приятно проведенного вечера. Она поймала себя на том, что ей хочется все рассказать Эрику, скрыв только наиболее болезненные моменты этой истории. Что‑то в нем есть такое, что заставляет ее инстинктивно доверять ему. Обычно она не откровенничает так с людьми.
— Понимаете, мой отец, Дом Гранателли, был против того, чтобы я открывала свое дело, — начала она. — Он не мог взять в толк, почему я не берусь за ум и не выхожу замуж, как это сделала София. Или, если уж мне так нужна карьера, почему бы не выбрать его ресторан? Работы там столько, что хватит на всю семью, и он всегда говорит нам, что открыл ресторан именно как семейное дело. А теперь мы все разбежались в разные стороны и занимаемся чем‑то другим, и это его огорчает.
Она не рассказала Эрику о долге. Просить у отца денег на «Сумасшедшего Шляпника» было очень неприятно. Она бы ни за что не стала этого делать, если бы хоть один из многочисленных банков, куда она обращалась, дал ей кредит — пусть даже под любой непомерный процент, какой им только вздумалось бы заломить. Но ей везде отказали. Так что отец остался ее последней надеждой.
Но, одолжив в конце концов нужную ей сумму, он сразу же сделал именно то, чего она больше всего боялась: рассказал обо всем дяде Вито и дяде Сэлу, те сообщили новость ее теткам, которые поведали о ней… всем остальным родственникам. В течение недели весь клан Гранателли оказался в курсе бизнеса Фрэнки, во всех его деталях, точно так же, как всегда был в курсе событий ее жизни.
Эта фамильная привычка все пересказывать вызывала у Фрэнки припадки ярости. Почему ее родственники не могут хотя бы иногда подержать языки за зубами? — в трехтысячный раз спрашивала она себя. Почему для них нет ничего святого?
Голос Эрика прервал ее мысли:
— Значит, теперь вы хотите доказать отцу, что можете добиться успеха в своем деле?
— Да, что‑то в этом роде, — сказала она, и он больше не заговаривал об этом.
Общаться с ним было легко и приятно. Может, сейчас самое время изложить ему цели, к которым она стремится, подчеркнуть, что в ее мечтах нет места замужеству и двум‑трем славным ребятишкам?
Но ведь они только что познакомились! А что, если он подумает, что она придает одному случайному вечеру большее значение, чем он намеревался вложить в него? Фрэнки промолчала, и путь до ее дома занял, казалось, всего несколько секунд.
Он остановил машину и повернулся к ней.
Сердце Фрэнки вдруг бешено застучало, нервы натянулись до предела. Вдруг он собирается поцеловать ее?
— Спасибо за ужин. А сейчас мне действительно пора…
Он наклонился к ней, взялся обеими руками за воротник ее куртки и мягко потянул ее к себе.
— Вы очаровательная женщина, Фрэнки. Я рад, что встретил вас.
Он остановился за мгновение до поцелуя, окинул взглядом каждый дюйм ее лица, задержавшись на губах.
«Я долго ждал», — послышалось ей, когда он притянул ее к себе и губами нашел ее губы. В первый момент она подумала, что он хотел этим сказать, но потом нахлынули ощущения, и мысли превратились в чувства, в тревожные сигналы желания.
В его объятии не было никакой неуверенности. Он точно знал, как разжечь тлеющий в глубине огонь.
Она ждала его поцелуя, но совсем не была готова к собственной реакции на него: потрясение и мгновенно вспыхнувшее желание. И жгучая необходимость теснее прижаться к нему.
Пролетело лишь одно мгновение, а она уже хотела его. Боже, как она его хотела! Ее губы разжались, и время перестало существовать.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Она прижималась к нему, ощущая наслаждение каждой клеточкой своего тела и чувствуя, как неумолимо оно нарастает, по мере того как поцелуй Эрика становился все глубже и требовательнее. Странно, но их объятия казались удивительно естественными, будто они уже делали это раньше много тысяч раз и потому легко предугадывали ответную реакцию, инстинктивно зная, как разжечь пламя любви, и только тесное пространство кабины не позволяло им приникнуть друг к другу так, как им хотелось.
Руки Эрика скользнули вниз и оказались под ее курткой. Он широко расставил пальцы, чувствуя пьянящее тепло ее кожи сквозь тонкую материю. Девушка дрожала под его прикосновениями.
За секунду до того, как он поцеловал ее, она казалась такой прохладной, такой сдержанной. Но уже в следующее мгновение стала огненно‑жаркой. Возбуждающей. Опасной.
Он уловил момент, когда сотрясающие их обоих волны желания начали ее пугать, когда чувство уступило место разуму. Потеря контроля над собой встревожила ее, и он догадался, что она борется, стараясь вырваться из плена чувств. Он отодвинулся на достаточное расстояние, чтобы она могла ощутить
