постараешься забыть…
— Думаешь, я не пытался? Думаешь, я не хотел простить? Забыть и простить? Как по‑твоему, что я чувствовал, уходя от бабушки, единственного в мире человека, который что‑то для меня значил? И наконец, — он бешено взмахнул рукой, — наконец‑то вернуться в этот дом и обнаружить, что опоздал. Господи, это разрывает мне сердце!
Напряженное молчание последовало за выплеском Люка; казалось, оно никогда не кончится, но вдруг откуда‑то донесся тихий плач ребенка.
Уитни растерянно оглянулась.
Люк тяжело вздохнул.
— Это монитор малыша, там, над хлебницей, — устало проговорил он.
Уитни посмотрела туда и увидела бело‑голубой приборчик с мигающим красным огоньком.
— Я такого еще ни разу не видела, — как‑то неловко сказала она. — Значит, ты оставляешь микрофон в комнате ребенка, а приемное устройство повсюду таскаешь с собой?
— Ну да. Ладно, пойду принесу его.
— А как его зовут?
— Трой, — кинул он через плечо и вышел.
Трой. Уменьшительное от Траяна? Имена Траяна и Крессиды тесно связаны в мифологии; неужели Люк, несмотря на ссору с бабушкой, все же вспоминал о ней с любовью, выбирая имя для сына?
Он вернулся с малышом на руках. Уитни уже успела сварить кофе, наполнить две кружки и добавить сахар и сливки.
Она решила свести любое общение между ними на чисто деловой и безличный уровень, но тут же допустила большую ошибку, взглянув на ребенка.
— Ой, какой он темненький!
— Ну да, ты же не видела его вчера без панамки.
Люк взъерошил кудрявые черные волосы своего сынишки, и тот радостно гулькнул и выпустил пузырь. У него были отцовские голубые глаза, опушенные густыми ресницами, такими же черными, как и волосы. Люк нарядил его в красную майку и ярко‑красный вельветовый комбинезончик, и при виде хорошенького малыша сердце Уитни растаяло.
— Ты не установишь столик, чтобы я мог посадить его на сиденье? — попросил Люк. — Что‑то я никак не разберусь с этими защелками.
Ей пришлось повозиться пару минут, прежде чем она сама поняла, как устроен столик, и Люк наконец смог усадить ребенка.
— И что же у него будет на завтрак? — Уитни неловко отступила, внезапно ощутив его близость.
— Сегодня в меню банан, тост и молоко…
— Но у меня нет бананов.
— Я захватил еды, которой ему хватит на пару дней. И я подумал, — продолжал он, вынимая бумажный пакет из холодильника, — что, может, ты отвезешь меня в город и я запасусь провизией. В угловом магазине Стэнли у меня всегда был неплохой кредит, и я уверен, что…
— Джим Стэнли давно умер. Магазин снесли, и на его месте теперь супермаркет. Если у тебя нет денег, то тебе сначала придется пойти в банк и взять заем.
Он продолжал выкладывать содержимое пакета на стол: гроздь спелых бананов, маленькую буханку хлеба, коробку с пшеничными хлопьями и упаковку с молоком.
— Чтобы получить заем в банке, у человека должна быть собственность. Похоже, что тебе придется нас подкармливать. Но мы с Троем не такие уж обжоры, правда, чудо‑юдо?
Он улыбнулся малышу, и тот заулыбался в ответ двумя белыми зубами, словно они обменялись какой‑то веселой шуткой.
Уитни почувствовала, как в ней волной поднимается возмущение. Интересно, он что же, думает, они будут жить здесь и она на свои деньги будет их кормить?..
Не выйдет.
Он уже успел очистить и порезать банан и теперь обмакивал кружочки в молоко и посыпал хлопьями. Она невольно залюбовалась его движениями и сильными загорелыми пальцами с гладкими короткими ногтями, — вот так стояла бы и смотрела! Но вместо этого она поставила его кружку с кофе на стол рядом с молочником и сахарницей.
— Я пошла в гостиную, — сказала она сухо, глядя, как малыш сосредоточенно засовывает в рот кусочки банана с хлопьями. — Мне надо кое‑куда позвонить.
— Если ты собираешься позвонить Максвеллу, чтобы он навел обо мне справки, то разреши мне сэкономить твое и его время. — Люк вытер руки о джинсы и вынул из кармана бумажник. Выудив из него визитку, он бросил ее на стол. — Дэйл Грегг — работает в банке, куда я кладу деньги… когда они у меня есть, и… — на стол полетела вторая визитка, — Элиза Томсон, адвокат, к которой я недавно обращался. Они оба полностью в курсе моей финансовой ситуации. Как только я покормлю Троя, я им позвоню и попрошу помочь Максвеллу, когда он с ними свяжется. Он получит всю необходимую информацию.
Уитни взяла со стола карточки и прочла адреса.
— Все это время ты был в Калифорнии? — взглянула она на Люка.
— Ага, в стране прибоя и загорелых красоток.
— Пляжный бездельник.
В ответ на ее презрительное замечание он только уклончиво улыбнулся.
— В общем, — продолжала она, — за тринадцать лет тебе нечего показать, кроме загара, пустой чековой книжки и…
— И ребенка.
Уитни качнула головой.
— Невероятно.
— Он действительно невероятный, правда?
— Невероятно, что человек с таким потенциалом мог так низко пасть, — взорвалась она. — Это только испорченные девчонки‑подростки убегают из дома, потому что не хотят подчиняться родителям. А потом возвращаются, поджав хвост и с незаконнорожденным ребенком на руках. Наоборот обычно не бывает… Но ты исключение.
— Ты думаешь, — он посмотрел на нее широко распахнутыми глазами, — что кто‑то воспользовался моей невинностью и сделал мне ребенка?
— Такие люди, как ты, своим безнравственным поведением разлагают саму структуру североамериканского общества…
— О, я думаю, ты малость преувеличиваешь! Я только…
— Ты хочешь только развлекаться, а если прокол, кто‑то другой должен тебя вытягивать. Мало того, что ты так себя вел, когда был один, но с появлением ребенка…
Малыш захныкал.
Уитни кинула взгляд на Троя и почувствовала угрызение совести. Личико малыша скуксилось, губки дрожали и глаза наполнились слезами. «Как ты могла?» — словно говорил его взгляд, устремленный на Уитни.
Она опомнилась. Действительно — как?
Как могла она забыть, что находится в одной комнате с ребенком? Она прекрасно знала, что для психики малыша вредно быть свидетелем ссоры взрослых, и сама же раскричалась.
— Дети очень чувствительные создания, — тихо сказал Люк. — Когда я с ним, то всегда стараюсь быть спокойным и любящим, даже несмотря на… трудности. Я буду очень тебе благодарен, если ты постараешься делать то же самое. Нам обоим непросто, и давай вести себя по‑человечески, идет?
В горле у нее застрял болезненный комок, и, хотя она попыталась его проглотить, он не исчезал.
Люк склонился над сыном, гладил его по темной головке, шептал ласковые слова. Утешал.
Уитни взяла свою кружку и, расстроенная, вышла из кухни.
