Он выполз через проем лобового стекла. Само стекло вылетело и рассыпалось на осколки.
– У тебя монтировка есть? – спросил я у рыжего.
– А зачем?
– Позже расскажу.
Те двое, из пострадавшей от нас машины, шли к нам. Один из них прихрамывал, но у обоих в руках я видел металлические прутья.
– Это бандиты? – обеспокоился рыжий.
– Настоящие головорезы, – не стал я его разубеждать. – Так что там у тебя с монтировкой?
У него нашлись две увесистые железяки. Теперь наши силы были примерно равны. Но узнать, кто сильнее, нам было не суждено. На обочину дороги вдруг выкатился фургон, тот самый, из-за которого мы с Ольгой перевернулись возле бункера, и из него высыпали автоматчики в камуфляже. Я не знал, кто они, а вот парни с железными прутьями уже, похоже, знали, потому что вдруг бросились наутек. Но далеко убежать не успели. Один из автоматчиков выпустил в небо короткую очередь, крикнул: «Стой!», и парочка беглецов синхронно плюхнулась в пыльную придорожную траву.
Только тогда я понял, что мы спасены.
Нас обыскали. Автоматчик, обыскивающий Ольгу, делал это с видимым удовольствием – из всей одежды на Ольге была только моя рубашка, едва прикрывающая ее наготу.
– Ты не очень-то старайся, – посоветовал я автоматчику и тотчас получил по ребрам от одного из своих опекунов.
Мы только что вырвались из лап бандитов, где нам пришлось не очень сладко, но попали к людям, у которых представление о чести было уж очень похоже на бандитское. Об этом я им и сообщил. Конечно же, это было неосторожно с моей стороны, люди в камуфляже с превеликим удовольствием поупражнялись в приемах рукопашного боя. Их общим спарринг-партнером был я. Через пару-тройку минут я уже был не я, а готовый пациент травматологического отделения больницы.
После всего меня, Ольгу и совсем уж непричастного к этим событиям рыжеволосого владельца разбитой «Волги» швырнули в фургон и куда-то повезли. Ольга, уткнувшись лицом в мое плечо, беззвучно плакала. У меня разрывалось сердце от жалости к ней, но пока я не мог ничего предпринять.
Везли нас долго. Судя по тому, как часто мы стали останавливаться, фургон приехал в город. Если это Москва, то самое плохое для нас уже позади. Я очень на это надеялся.
Машина остановилась. Топот тяжелых армейских ботинок, суета и лязг оружия. Распахнулась дверь фургона.
– Выходи!
Я первым ступил на асфальт. Двор-колодец. Со всех сторон выщербленные кирпичные стены. Несколько этажей. Многие окна забраны решетками.
– Вперед!
Толчок в спину автоматным стволом.
Железная дверь в стене, недлинный коридор, тускло освещенный единственной лампочкой.
– Стоять! Лицом к стене!
Стена, выкрашенная грязной масляной краской. Кое-где краска отстает лохмотьями. Я скосил глаза и увидел Ольгу, рыжеволосого водителя и двух парней, которые преследовали нас на шоссе, и еще каких-то парней, – кажется, я видел их в бункере у Бориса. Тепленькая подобралась компания. Вот только самого Бориса я почему-то здесь не видел.
Кто-то бесцеремонный снова ткнул меня автоматом в спину.
– Вперед!
Мы прошли по коридору, поднялись по лестнице на второй этаж. Конвоир завел меня в одну из комнат. Здесь ярко светила лампа. За старым, видавшим виды столом восседал человек в светло-сером костюме. Первым, что я увидел, когда вошел, была его лысина. Замечательная лысина. Обширная, гладкая, блестящая.
– Ну что, будем знакомиться? – сказал обладатель лысины и придвинул к себе бланк протокола.
Я бы с удовольствием присел, но здесь не было ни одного свободного стула. И я остался стоять посреди комнаты – избитый, без рубашки, со скованными за спиной руками. Художник Иванов. «Допрос коммуниста». Холст. Масло. И немного настоящей крови.
– Фамилия твоя как?
– Колодин.
Он записал.
– Имя? Отчество?
– Евгений Иванович.
Он писал, а ручка все замедляла и замедляла свой бег, пока не остановилась вовсе. Кажется, он даже не дописал мое отчество до конца. Долго всматривался в написанное, потом наконец-то поднял голову и воззрился на меня недоверчиво. Чем дольше всматривался, тем больше убеждался в том, что не ошибается. Наконец несмело улыбнулся.
– А я вас и не узнал сначала, – признался он с кривой улыбкой, незаметно для самого себя переходя на «вы».
– Немудрено, – хмыкнул я.
Меня так разукрасили, что и мама родная вряд ли признала бы родного сыночка.
– Как же вы-то… Какими судьбами, так сказать… Почему здесь?
– Мимо проезжал. Дай, думаю, зайду.
Но он уже понял, что произошло нечто нехорошее, рявкнул застывшему у дверей автоматчику в камуфляже:
– Бобова ко мне!
Тот вывалился из комнаты с превеликой готовностью. Через несколько мгновений появился Бобов. Тоже в камуфляже, никаких знаков различия, но он старший среди сорвиголов, похоже.
– Эт-то что-о? – вопросил обладатель лысины, тыча в моем направлении пальцем.
– Взяли вместе с остальными. Там, возле базы «Союзпродукт».
– Это что-о? – повторил обладатель лысины, приблизился и развернул меня так, чтобы Бобову лучше было меня видно.
Бобов смотрел на меня и медленно дозревал. Лицо пошло пятнами. Он бы вряд ли так волновался, если бы не интонации человека в сером костюме.
– Он и был без рубашки, – зачем-то доложил Бобов.
– И еще с разбитой физиономией, – подсказал я ему. – И с наручниками.
– Сними с него наручники! – рявкнул человек в сером костюме.
Бобов поспешно выполнил приказ.
– Свободен!
Бобов вышел. Мы остались одни.
– Накладочка, Евгений Иванович! – сказал обладатель лысины и нервно потер руки. – Мне очень жаль, что все именно так получилось.
Он еще не знал в подробностях, как именно все получилось, но чувствовал, что не очень хорошо.
– Там еще женщина, – сказал я ему. – И один парень, который помогал нам убегать от бандитов.
– Я распоряжусь. Что же вы сразу-то не сказали? – лицемерно попенял он мне. – Побудьте здесь, я быстро.
Но через минуту вместо него в кабинете появился Мартынов. Развернул меня к свету, всмотрелся. Вид у меня, похоже, был что надо.
– Кто тебя разукрасил? – спросил Мартынов. – Бандиты?
– Бандиты, – подтвердил я. – Сначала Борисовы, потом ваши.
Мартынову моя реплика не понравилась. Он поморщился.
– Ну, немного перегнули палку, – признал он.
– Кто из них? Люди Бориса?
– Женя, я понимаю, что ты зол…
– Я более чем зол. Я суперзол, – недобро засмеялся я. – И те, и другие бандиты молотили меня
