Гарики предпоследние. Штрихи к портрету

у одиночества множество масок,
часто весьма привлекательных.

*

От жизни утробной до жизни загробной
обидно плестись по судьбе
низкопробной.

*

Природы пышное убранство
свидетельствует непреложно,
что наше мелкое засранство
ей безразлично и ничтожно.

*

Страх бывает овечий и волчий:
овцы блеют и жмутся гуртом,
волчий страх переносится молча
и становится злобой потом.

*

Прекрасна образованная зрелость,
однако же по прихоти небес
невежество, фантазия и смелость
родили много более чудес.

*

Сценарист, режиссер и диспетчер,
Бог жестокого полон азарта,
и, лишь выдохшись, жизни под вечер,
мы свободны, как битая карта.

*

При Творце с его замашками,
как бы милостив Он ни был,
мир однажды вверх тормашками
все равно взлетит на небо.

*

Одни летят Венеру посмотреть,
другие завтра с истиной сольются…
На игры наши
молча смотрит смерть
и прочие летающие блюдца.

*

Чувствую угрюмое томление,
глядя, как устроен белый свет,
ведь и мы — природное явление:
чуть помельтешили — и привет.

*

Мне любезен и близок порядок,
чередующий пламя и лед:
у души за подъемом — упадок,
за последним упадком — полет.

*

Киснет вялое жизни течение —
смесь докуки, привычки и долга,
но и смерть — не ахти приключение,
ибо это всерьез и надолго.

Птицу видно по полету, а скотину — по помету