Гарики предпоследние. Штрихи к портрету

доступна всякому уму,
что стало спорить бесполезно
и глупо думать самому.

*

Мы сколько ни едим совместной соли,
а в общую не мелемся муку,
у всех национальные мозоли
чувствительны к чужому башмаку.

*

Изрядным будет потрясение,
когда однажды — смех и плач —
везде наступит воскресение,
и с жертвой встретится палач.

*

На всем пути моем тернистом —
давно мы с Богом собеседники;
Он весь играет светом чистым,
но как темны Его посредники!

*

Во мне, безусловном уже старожиле,
колышется страх среди белого дня:
а что, если те, кто меня сторожили,
теперь у котла ожидают меня?

*

Я в поезде — чтоб ноги подышали,
ботинки снял
и с ними спал в соседстве,
а память в лабиринте полушарий
соткала грустный сон
о бедном детстве.

*

Уже я к мотиву запетому
не кинусь, распахнут и счастлив, —
я знаю себя, и поэтому
с людьми я не сух, но опаслив.

*

Случайная встреча на улице с другом,
досуг невеликий — на две сигареты,
но мы холоднее к житейским недугам,
когда наши души случайно согреты.

*

Мне мило все:
игра чужих культур
на шумных площадях земной округи
и дивное различие фактур
у ручек чемодана и подруги.

*

О чем-то говорить я не хочу,
о многом — ядовиты словопрения,
поэтому все чаще я молчу,
в немые погрузившись умозрения.

*

Время сыпется струйкой песка,
мухи памяти дремлют в черниле;
ностальгия — смешная тоска
по тому, что ничуть не ценили.

*