– …Как дорог мне мой Серафим. Поэтому я не жалею ни сил, ни средств, чтобы спасти своего любимого мужчину. Когда любишь, не считаешь усилий. Конечно, есть в этом что-то эгоистичное – я как бы спасаю его не для него самого, а для себя. Но, что поделаешь, такова жизнь. Все мы люди, все мы человеки.
И он достал из дамской сумочки зеркальце, посмотрелся, затем подкрасил тушью ресницы. И проговорил с шальным лукавством:
– Хо-хо! Да! Я создан для любви!
Упрятав все принадлежности обратно, он продолжил:
– Нам непросто далась эта гармония. Мы долго притирались друг к другу. Самыми трудными годами нашей совместной жизни были третий, пятый, и седьмой.
– И как, притерлись?…
Эрнест Адамович потупил взор.
– Хо-хо! Как видите. Но было жутко трудно.
– Представляю… Жуть!
– Да, поверьте. Любовь – это жуткий труд. Иногда меня охватывало отчаяние. В эти тревожные часы словно дьявол вселялся в моё тело. Подчиняясь потребностям своей ненасытной плоти, я совершал ужасные ошибки. Я изменял… О, да! Я делал это. Но эти похождения лишь укрепляли нашу любовь. Хо-хо! Я лишний раз убеждался в том, что мой мужчина – самый лучший! А как он ревнует. Вы бы знали, как мой Серафим ревнует! И знаете, когда он устраивает мне сцены ревности, я испытываю такое сладостное волнение. По телу пробегает дрожь, и такое… жжение, как в…
– Как в духовке?
– Да, вы угадали, доктор. Серафиму тоже нравится это слово – «духовка». Хо-хо! Он говорит: «сейчас порву твою духовку»!
– Наверное, вам трудно найти достойного собеседника? Разобщенность, урбанизация, индивидуализация, и всё такое.
– Нет, напротив. Сейчас так много милых, понимающих людей. Кроме того, у меня очень лёгкий характер. Слаб я на…
– Понятно, – кивнул Игорь. – Легко находите контакт… на уровне слизистых.
– Хо-хо! И знаете, я решил существенно расширить круг общения.
– Выставить на поток свою дух…
– Я пишу книгу.
– Вот так сразу – книгу!?
– Это не сразу, всё это выстрадано. Это будет книга о любви, о жизни.
– Легко ли вам дается писани…, я хотел сказать – написание? Знакомы ли вам «муки слова»?
Не уловив иронии, Эрнест Адамович ответил:
– Что вы? Когда знаешь, о чем пишешь, все идет легко. Муки тела – да! Это было. Поэтому и пишется легко, потому что всё, о чем идет повествование, – всё это пропущено через себя.
– Это будет что-то вроде «Книги о вкусной и здоровой пище»?
– Хо-хо! Вы настоящий доктор. Вы словно читаете мои мысли. Я уделяю огромное внимание правильному питанию. Овощи, трава, морская капуста…
– …Пропущенная через лошадь… – сказал Игорь в сторону.
– …Питание – это жизнь, любовь – это жизнь, – продолжил Эрнест Адамович. – Это будет необычная книга.
– В этом я не сомневаюсь…
– Освещаемые вопросы, и сам сюжет, – всё это выходит за рамки повествования. Авторская энергетика бьёт поверх текста. Мой перформанс не просто сопровождает книгу, но выступает как «второй том». Такой тип взаимоотношений писателя и книги как нельзя правильнее вписывается в современное информационное пространство.
– Рассказывая о себе, вы делитесь опытом? Рецепты, позы… Или сообщаете читателю свою философию?
– Всё это, вместе взятое! И даже больше. Я высказываю своё отношение к происходящим событиям, даю оценку людям, явлениям, тенденциям.
– Вы считаете, что это будет интересно?
– О, да! Люди должны знать, что я чувствую. Им должно быть известно моё отношение… например, к сносу памятников, или, к разгону гей-парадов. У меня резко негативная позиция к засилью женских тел на обложках журналов, на рекламных плакатах, и так далее. Обнаженная женская плоть стала универсальным рекламоносителем. Что бы ни продавалось – автомобили, бытовая химия, мягкая кровля, металлочерепица, автомоечное оборудование, ядохимикаты, – всюду привлекаются женские сиськи и ляжки. Фу! Какая гадость! Мужское тело намного эротичнее, и чувственнее. Поверьте моему опыту!
– Нет оснований вам не доверять…
– Другой вопрос: безудержное распространение порнографии. Вакханалия разврата ужасает. Яростная пропаганда отживших отношений, противоестественных отношений. Фу! Какая гадость! Женщина – бестолковое существо, как ни крути… Женщин, в конце концов, оставят для продолжения рода, и то – зачатие будет происходить при помощи экстракорпорального оплодотворения. В дальнейшем ученые решат и эту проблему. Но сейчас прогрессивные люди должны закладывать фундамент естественных, нормальных, взаимоотношений. Чистая, крепкая мужская дружба, – что может быть прекраснее? Закрытые мужские коллективы – армия, монастыри – не знаю, есть ли на свете больший соблазн… Что касается противоестественных контактов с женщинами – они скоро изживут себя, поверьте! И этот порнографический угар, что мы наблюдаем, лишь подтверждает мою мысль.
Тут за стеной раздался грохот.
«Порушил стол, зараза! Я так и знал», – подумал Игорь, и постучал по стене. Взглянув на часы, он сказал:
– Всё. Вынужден покинуть вас, у меня обход. Надо посмотреть, как там ваш… друг сердешный.
Они поднялись со своих мест. Эрнест Адамович подошёл к зеркалу, и стал прихорашиваться.
– Скоро самому придётся лечь в больницу. Знаете, я такой чувствительный.
– Могу посоветовать хорошего проктолога…
– Хо-хо! Поверьте, с этим всё в порядке. Единственный здоровый орган. Все завидуют.
Они вышли в коридор. Игорь спросил:
– Как без Серафимки, – эротические сны не мучают?
Лицо Эрнеста Адамовича слегка порозовело.
– Почему мучают…
Дверь соседнего кабинета приоткрылась, оттуда вышла молодая медсестра в халате на голое тело. Увидев Игоря, она, остановилась, обомлев.
– Игорь Викторович… Сколько вас тут…
И посмотрела в сторону кабинета, откуда только что вышла, затем вновь уставилась на заведующего.
– Жесть! – проговорила она, разглядывая обоих – Игоря Викторовича и Эрнеста Адамовича.
И, громко расхохотавшись, побежала в сторону поста.
Когда они подошли к машине, у Владимира зазвонил мобильный телефон.
– Алло!
Звонила девушка. Перекрывая громким голосом грохот проезжавшего трамвая, Владимир стал оправдываться перед ней – не смог встретиться, потому что срочно поехал в Сестрорецк по делам. Закончив разговор, он сел в машину.
– В Сестрорецке нет трамваев, – сообщил Игорь.
Владимир отмахнулся – мол, какая разница.
– С кем у тебя встреча?
– С кем у меня встреча… Катя, дочь Сергея Третьякова.
– А что она тут делает? – удивился Игорь.
– Хочет устроиться в редакцию журнала, или в издательство. Она журналистка. Я пообещал Сергею, потом закружился, и забыл.
