– На себя посмотри: из дома убежала, тебе еще восемнадцати не было!
– О светлом будущем заранее заботилась, да?! – мгновенно откликнулась Тинатин. – Без греха как можно душу спасать?!
Андрей поспешил оторвать свой взгляд от её глаз, стараясь не смотреть ниже.
Анзор поднял свою рюмку и обратился к Иораму:
– Пусть желтый шайтан опрокинет в ад моё блюдо с горячим мясом, если хоть раз пожалею о том, что украл из дома почтенных людей неповторимую ценность! Спасибо тебе за твою дочь, – за мою жену.
Выпив, он подошел к тестю и трижды с ним облобызался.
Тинатин взяла с подноса серебряный кофейник, отражавший яркий свет уходящего дня, и налила себе кофе.
– Как поживает Василий Гурамович? – спросила она Катю. – Мы его ждали, а он в этот раз к нам не заехал.
Катя рассказала, что все у Василия прекрасно, сейчас у него в Москве гостят его двое детей от первого брака, приехавшие с Украины. Дела идут хорошо, он возглавляет фирму, торгующую медицинским оборудованием.
– Украина, Афганистан, Москва, – проворчал Иорам. – Носится по белу свету, точно сайгак по горным тропам.
– Как бы ни носился, все равно своими моржовыми усами за родной берег зацепится, – авторитетно заметил Анзор.
Тинатин зачерпнула серебряной ложечкой яблочное пюре, и поднесла её ко рту Автандила. Малыш проглотил пюре чуть ли не вместе с ложкой.
– С кем сейчас живет Василий? – продолжила Тинатин свои расспросы.
– С какой-то москвичкой, – ответила Катя.
– Вот он сюда приедет, мы его запрем в доме, обшарим все горные поселки, найдем ему молодую грузинку и женим на ней.
Тут Автандил, пытаясь выхватить ложку, промахнулся и ухватил маму за грудь.
– Вот какой ты хулиган! – стыдливо улыбнулась Тинатин.
И она поправила тонкую шелковую блузку на своей полной груди.
Заза упросил деда, чтобы тот покатал его на лошадке, и они направились на задний двор. Нина Алексеевна стала убирать грязную посуду. Катя сказала, что хочет прогуляться, и вышла из-за стола. Показав язык Автандилу, который тут же заулыбался, Андрей пошел следом за ней.
Розовые тени тонули в фиолетовом тумане, вырисовывались настороженные горы, легкая свежесть скользила по веткам. Сквозь них струились сумерки, высыпая из темно-синего кисета золотые звезды. Запахи душицы, лимонной мяты и медовой мелиссы наполняли влажный воздух.
В глубину сада принесла Катя свои сомнения. Она спросила резко, не желает ли её друг жениться на кавказской девушке. Они покладисты, хорошо готовят, и воспитаны в приличных домах как раз для благополучной семейной жизни.
– Кто тебе сказал эту ослиную мудрость: от крепких напитков девушки не пьянеют?!
– У меня что, нет глаз? Я видела, как смотрит на тебя Тинатин!
– Этим объясняется моё желание породниться с грузинским народом?
– Ты тоже смотрел на неё.
– С таким же вожделением, как на серебряный кофейник.
Она встала гордо, подбоченившись.
– Грудь – это то, что помещается в ладони. Все, что больше – вымя.
Андрей признался, что не разбирается в этом вопросе, и поблагодарил её за ликбез. В одном он уверен: Катина грудь – самая красивая на свете. Сказав это, он задрал её майку выше сосков и принялся страстно доказывать правоту своих слов. Она оттолкнула его:
– Я девушка серьёзная. Еще раз посмотришь в её сторону – убью!
Андрей заверил её, что его не интересуют неповторимые ценности дома Бараташвили, и что скорее кабан женится на сороке, чем он – о ужас! – женится на кавказской девушке.
– И вообще, – сказала она, поправляя майку, – ты меня соблазнил, поэтому обязан на мне жениться! Чем я хуже вертихвостки Тинатин, сбежавшей из дома, когда ей не было и восемнадцати?!
– Да легко! Опять же, для этого мне не придётся отменять ни одной намеченной на осень свадьбы…
– Я уже давно всё отменила, а ты ни одной не наметил, потому что продолжаешь высматривать свежее мясо.
– Не понимаю, о чём ты, – раздражённо ответил он. – Мне казалось, мы давно всё выяснили.
Она решила его помучить.
– Выяснили, что ты женишься, нарожаешь детишек, потом, когда жена станет неинтересной, начнешь засматриваться на молоденьких девочек, и, чтобы просто исполнить супружеский долг, одной жены тебе будет не хватать. Приступая к скучной обязанности, будешь представлять кого-нибудь из этих девочек – без этого не сможешь…
– Послушай, ты можешь остановиться?! Я не желаю знать, кто с тобой делился такими откровениями…
Приблизившись к нему вплотную, Катя сунула руку в передний карман его брюк. И крепко сжала… Он увидел её жесткий взгляд, а на её губах вдруг заиграла блуждающая улыбка.
– Я – Лев, – запомни это, Разгон. По гороскопу я хищница. Я не желаю тебя ни с кем делить. Обещай: в постели мы всегда будем вдвоём.
Он пообещал.
Она посмотрела на темнеющее небо и сказала:
– Скорей бы ночь. Надоела мне вся эта публика.
Во дворе уже зажглись светильники. Расцвеченный разноцветной подсветкой, тихо журчал водопад. Нина Алексеевна отправилась укладывать детей. Тинатин сидела рядом с мужем, Иорам рассказывал, как сошелся с нынешней своей женой.
– … и тогда я ей сказал: слушай, как можешь допускать, чтобы муж торчал дома, как вбитый в стену гвоздь?! Отправь его… ёжиков пасти. Она поместила своего алкаша в ЛТП – это такой специальный санаторий для хроников. Ему там так понравилось, что он не захотел оттуда выходить. Что с ним потом стало, я не знаю.
Анзор так корчился от смеха, будто его перепиливали невидимой пилой. Он вспомнил, как хитроумно Тинатин выпроводила родителей из дома, чтобы беспрепятственно собрать вещи и удрать к нему, караулившему на соседней улице в машине целые сутки.
– Уфф! – выдохнул Иорам. – Увидели мы с матерью её записку, и перекрестились: наконец забрали нашу невесту. Надоела, как волки оленю – вцепилась в горло мертвой хваткой: готовьте приданое, хочу замуж!
– Молодец, папочка, сбагрил дочурку! – улыбнулась Тинатин.
Снедь оставалась почти нетронутой. Блюда с кусками аппетитной баранины, салаты, долма, жареные цыплята, сациви, лобио, разнообразные сыры, фрукты, зелень, украшали стол. Яства сливались с интерьерными украшениями – тяжелыми бронзовыми подсвечниками, глиняными вазами, походившими на лесную опушку – так много в них было горных цветов; фигуркой святого Георгия и серебряным змеем с изумрудными глазами, возвышавшимся над всем этим великолепием.
Тинатин сказала, что очень рада приезду гостей, и готова проболтать хоть до самого утра.
Тесть и зять заговорили о виноградарстве. Андрей внутренне поморщился: вот уж не ожидал тут услышать об этом. На работе Шалаев все уши прожужжал, теперь здесь!
И он стал слушать Тинатин, рассказывавшую о некоей средневековой княгине Джандиери, у которой муж погиб в междоусобной стычке, и, похоронив его, вдова, вполне еще молодая особа, прославилась своими подвигами благочестия и воздержания. Она поражала современников благородством и простотой, о ней ходили легенды. Само величие её было покаянием. Каждое утро она мыла пол в сельской церкви, куда заходили куры, пока священник с пономарем играли в нарды.
Тинатин рассказывала немного сбивчиво, сумбурно. Она не была искусной рассказчицей, к тому же,
