почти море, ветер от воды.
Сидение на сухом камне казалось Владимиру более полезным для здоровья, чем сидение на влажной и холодной земле, однако в том, что касалось бытия на лоне природы, он безусловно доверял Каю. Поэтому послушно сполз с камня и пересел на мох, поближе к костру. Кай кинул ему в качестве сидения облизанную Ладогой сухую дощечку, которую принес с берега.
Пока не вскипел и не заварился чай, оба молодых человека молчали, глядя на пламя. Владимир не столько понимал умом, сколько чувствовал ритуальный характер происходящего, и с удовольствием даже подчинялся ритму окружающего его пространства. Когда в кружки был налит круто заваренный чай, Кай протянул ему толстый кусок хлеба и грубо вскрытую банку. Владимир, которому холодное, жирное содержимое банки вовсе не показалось аппетитным, тем не менее подковырнул ножом и взял двумя пальцами кусок, положил его на хлеб и откусил.
– Здесь, на берегу Ладоги, самое похожее место на то, где я сначала жил, – немедленно после этого сказал Кай и тоже откусил от своего ломтя. – Тут мне легче. Ты знаешь, я плохо умею говорить, и еще забыл русский язык, а сейчас надо сказать сложное.
– Благодарю вас за еду и напиток, – расшаркался Владимир, который понял, что драться прямо сейчас Кай не будет, и немного расслабился. Ритуал разделенной пищи и воды – Владимир никогда не интересовался этнографией, но вполне понимал его суть на интуитивном уровне. – Попытайся я сам все это проделать, полагаю, что я столкнулся бы с существенными трудностями. Теперь я внимательно слушаю вас, Кай.
– Ловко ты умеешь. Я завидую. Может быть, мне тоже надо брать урок у женщины Анны Сергеевна?
– Я думаю, что Анна Сергеевна согласилась бы с вами позаниматься, – вежливо предположил Владимир. – Хотя она говорила, что ваша стихия не слова, а движение.
– Это так, – кивнул Кай. – Я даже когда хочу думать, должен двигаться, иначе нельзя, не выйдет. Я ходил всю прошлую ночь, готовился говорить сегодня. Хорошо, Олег уехал в Москву, иначе он не мог бы спать, сердился на меня.
– Полагаю, что за долгие годы общения с вами Олег привык к вашей манере мыслить, – предположил Владимир. – И она вряд ли вызывает у него раздражение.
Кай причмокнул губами и качнул головой, но не стал еще раз озвучивать свою зависть к свободе речи, которой, как ему казалось, сполна обладал Владимир. Ему никогда не приходило в голову испытывать зависть по этому поводу к тому же Олегу, кругу Анжелики, к цюрихскому психоаналитику или профессорам мексиканского университета. Ему было очевидно, что для этих людей правильная и красивая речь является таким же имманентным атрибутом, как восход и закат для луны и солнца. Но вот Владимир, который был существенно моложе его самого, и вырос в условиях, когда развитая и грамотная речь вроде бы не особенно и предполагалась… И, главное, совершенно очевидно, как именно он этого достиг, ведь другие члены ансамбля «Детдом» говорят не намного лучше самого Кая. Молодой человек постановил для себя серьезно поразмышлять на эту тему в одну из выпавших свободных минут. Это было важно. Кай давно понял, что он видит, чувствует и понимает мир не так, как большинство людей. Иногда (впрочем, с годами все реже) ему очень хотелось рассказать об этом хоть кому-нибудь. Всегда не хватало слов и это отзывалось болью где-то посередине груди. Но, может быть, вопреки мнению специалистов трех стран, его речь еще может быть улучшена?
– Скажи, Владимир, что ты станешь делать теперь, когда Ольги нет? Какие твои возможности. Другие – я видел, ничего не могут, пока ты не начал.
– Я мог бы делать практически все, что надо совершить, чтобы улучшить ситуацию, – ответил юноша. – В отличие от моих друзей, я достаточно психически стабилен. К счастью или к сожалению. Но я не вижу пути. Если я вас правильно понял, и ответил именно на ваш вопрос, Кай…
– Правильно. Тогда я предлагаю тебе: пока Ольги нет, давай забудем то, что было в комнате. Что нам делить, когда ее нет? Все равно она вернется и решит. Чтобы ее вернуть, работает тот человек, знакомый Анжелики Андреевны. Я ему не верю, у него сухая душа, знаешь, как у больной собаки бывает сухой нос, но ты – как хочешь. Мы с тобой можем сидеть, смотреть, можем делать.
– Вы знаете, Кай, что именно можно сделать?
– Я думаю, каждый – то, что умеет. Я читал газеты, смотрел Интернет. Ты это не делаешь, я знаю. Все решили, что вас уже нет – развалились, умерли от наркотиков, сошли с ума – каждый придумывает, что может. Надо сделать наоборот.
– Вы полагаете, что будет правильным, если мы будем выступать, петь? Без Ольги?
– Да, я так считаю. Я понимаю, надо будет писать новую программу, но это поднимет твоих друзей, не даст им быть как кисель. Сейчас их можно поливать молоком и есть ложкой. Что глотает Дмитрий?
– Какие-то препараты, предотвращающие психотические рецидивы. С вашего позволения, почему…
– Я кое-что чувствую по этому поводу. Не спрашивай как. Я много чувствую такого, про что не могу сказать. Олег говорит: это во мне от зверя и еще – дикарское магическое сознание. Так вот: еще немного и Дмитрий сам – предотвратится. Надо сейчас… Я помогу вам. Ты видел, как я умею… не знаю, танцевать или что. Но это – может быть. Я сделаю номер. Мы найдем песни. Ольга говорила, те песни хорошие, в которых целая судьба, а не набор слов. Пусть даже совсем простая, как та, про конфетки.
– Да, я тоже осведомлен об Ольгиной точке зрения по данному вопросу. На сегодняшний день у меня не сложилось определенного мнения о том, правильно ли это.
– Я думаю – правильно. Я много слушал эти дни. Радио, телевизор, диски. Почти все – одинаковое, не отличить. У кого хорошие слова, тот и гаучо, мужчина, то есть, я хотел сказать по-русски, – на коне. Музыка у вас есть, тут вам повезло, слова найдем…
– Можно попросить Аркадия Николаевича.
– Аркадия Николаевича или еще как – это все равно.
Кай подкладывал в огонь все новые обломки досок, палки, сухие корни, и разгорающееся пламя принимало участие в их разговоре. Временами Владимиру казалось, что он слышит его низко гудящий голос. Соловей чему-то возражал, против обыкновения спустившись совсем низко, в прибрежные кусты шиповника. Даже само озеро как будто бы вступало в разговор поднимающейся в ночи волной. Владимир жался к огню и вспоминал слова Кая об ощущаемом им единстве всего сущего. Юноше становилось, пожалуй что, жутко, хотя вообще-то он вовсе не отличался пугливостью. Но Кая было как-то уж слишком много вокруг. Это был его мир, и хотя сам Кай по-прежнему оставался косноязычен, небо, лес и озеро грозно говорили с Владимиром от его лица, убеждая неопровержимо. Кай знал, что делал, когда вез его сюда. Против
– Правильно ли я вас понял, что вы сделаете для нас танцевальный номер?
– Да. Я, как говорят Олег и Анжелика Андреевна, весьма экзотичен. Это будет ни на что не похоже и это опять привлечет к вам внимание. Смотри!
Кай издал душераздирающий дикарский клич и прыгнул из положения сидя, видимо, только за счет силы выпрямленных ног. Хотя, возможно, он успел толкнуться и костяшками пальцев, добавив в прыжок силу рук (до этого Владимир видел, что Кай легко, почти как обезьяна, передвигается и даже подпрыгивает на всех четырех конечностях). В прыжке молодой человек перемахнул через костер и искры взвихрились и закрутились ему вслед широкой спиралью. Для Владимира, сидевшего по другую сторону от костра, Кай, почти сгруппировавшись в воздухе, вылетел как будто бы середины огненного цветка и неожиданно мягко и точно приземлился рядом с ним. Все это не показалось Владимиру особенно красивым, но, несомненно, было эффектным. Прыжков такой высоты он не видел, кажется, даже в балетных спектаклях, на которые их несколько раз возили на деньги спонсоров еще в бытность в интернате.
– Я понял вас, Кай, – сказал Владимир, проморгавшись и потрясая головой, чтобы утишить звон в ушах. – Вы полагаете, что в этом случае, может быть, быстрее проявятся те, кто держит у себя Ольгу с целью приручить и деморализовать нас… Я согласен! Благодарю вас за ваше великодушное предложение.
Владимир поспешно поднялся. Несмотря на отсутствие ночного зрения, ему хотелось немедленно отойти в сторону, в лес, выйти на пляж, все равно куда, и там убедиться, что все – лес, озеро, трава, деревья, птицы, существует, как и прежде, по раздельности, и совершенно вне зависимости от Кая. Грозный
