знают, умею.
– Две идиотки и один старый идиот, – монотонно продолжала вести свой счет Ленка.
– Карп Савельевич взялся меня подстраховать. Мы с ним как-то не сомневались, что ни Вадим, ни уж тем более Сережа не станут меня похищать, хватать на улице и увозить в лес и все такое. Поскольку оба были со мной знакомы, то, скорее всего, они просто назначат мне какую-нибудь встречу. Я сообщу об этой встрече Карпу Савельевичу, а он – обеспечит мне милицейское прикрытие и наблюдение. Чтобы не возбуждать подозрений (я все еще считала Любочку агентом Алины и Сережи), договорились, что участковый будет сам звонить мне каждый вечер и выяснять, не проявилось ли что подозрительное. На всякий крайний случай я купила диктофон и баллончик со слезоточивым газом.
Ленка демонстративным и малоприличным жестом показала, что ей надоело пересчитывать идиотов.
– Когда Алина позвонила мне и сообщила об убийстве Сережи, я сразу поняла, что все мои расчеты гроша ломаного не стоят. В деле – какая-то третья сила, о которой я ничего не знаю, и которую мы с Ленкой и Карпом Савельевичем не предусмотрели абсолютно…
– Попрошу меня не впутывать! – строго сказала Ленка. – Если бы ты делала то, что я тебе сказала, или хотя бы позвонила мне сразу…
– Я позвонила всем, кому смогла, но никого не застала. Уйти из квартиры я просто не имела морального права, так как уже знала, что эти люди ни перед чем не остановятся, а здесь было слишком много женщин и детей…
– А ты – им защита! – издевательски хихикнула Ленка. – С диктофоном и баллончиком…
– Хватит издеваться, – вполне миролюбиво сказала я. – Тем более, что дальше вы все знаете. Давайте лучше чай пить.
– Так я так и не поняла: роман – был или не был? – спросила Светка. – Или все это были только стратегические перетусовки?
– Слушай, Анджа, – возвращаясь к медитации на колбасе, сказала Ирка. – А вот из этого твоего плана загадок… я двенадцать пунктов поняла, а тринадцатый – нет. Зачем Машка ходила в комнату к Наталье?
– Это выяснилось позже, – вздохнула я. – Когда Зина с Кирой уезжали в деревню, а Машка с Кириллом переселялись в интернат. Кстати, Дашка просила оставить Машку ей, но какой-то там орган опеки пока не позволил. Дашка собирается дальше выяснять… Когда Машка уже собрала свои вещи, Руслана вдруг вынесла ей свою серебряную сумочку, со стразами и стеклярусом, которой Машка всегда завидовала. В сумочке лежали для Машкиной куклы всякие вещи – пальто с настоящим меховым воротником, шапочка, кофточки, платья, даже рубашечки, носочки и трусики. Все такое трогательное, как настоящее – Наталья вообще высокого класса портниха, и с фантазией. Руслана сказала: «Это тебе, Маша, от нас с мамой, на память.» – Я спросила: «А где Наталья?» – «Там, плачет!» – ответила Руслана и мотнула головой в сторону кухни. Я пошла в кухню. Наталья сидела на табуретке и смотрела в окно. – «Очень красивые одежки, – сказала я. – Машке понравились.» – «Она это любит, я знаю, – в нос сказала Наталья и кивнула, не оборачиваясь. – Все время у меня тряпочки, обрезки от кроя таскала, еще при Зое. Даша шила ей на ее куклу. У Даши и своя есть, я подглядела как-то, она уже после смерти бабки купила… А потом обе – игрались.» – «Вы знали?» – удивилась я. – «Конечно, знала, – сказала Наталья. – Специально ключ в двери оставляла, и обрезки на столе. А они – тайком, чтоб я не увидала. Думали, наверное, что я жадная – не дам. А я б и научить могла, и сшить… Дашка тоже, хоть возрастом велика, а умом…»
Вот такие дела с тринадцатым пунктом…
Ирка шмыгнула носом и вытерла костяшками указательных пальцев выступившие слезы. Ленка энергично массировала свинью. Светка ела колбасу. Пальцами и без хлеба.
Эпилог
Когда Светка увезла на своей машине Ирку и Ленку, я сложила остатки светкиных закусок в пластиковый контейнер, положила его в мешочек и протянула Любаше:
– Возьми, тебе Мишку кормить, а у меня от всего этого печенка болит.
– Спасибо, Анджа! – Любаша кивнула и поставила мешок рядом со стулом, на котором сидела. Получилось удивительно по-сиротски.
«Как будто я ее прогоняю!» – упрекнула я себя.
– Скажи, Анджа, а что стало с этими самыми сокровищами? – спросила Любаша. – Ведь милиция, как я поняла, так про них и не узнала? Они что, так и лежат у вас на балконе?
Забавно, – подумала я. – Именно Любаша и должна была спросить. А почему не спросила Ирка? Ленка? Не сообразили? Или им неинтересно?
– Нет, конечно, на балконе их давно нет, – сказала я. – Когда сюда приходили бандиты, уже не было. Я аккуратно все вывезла и спрятала. Насколько я поняла, самая ценная часть клада находилась в том металлическом ящике, который у Фроси забрали раньше. А что касается оставшегося… Все, имеющее историческую или художественную ценность, я так же, как и пластинку, отдала Петру Григорьевичу. А прочее с помощью Израэля Наумовича и прочих светкиных мужей обратила в деньги и скоро, бог даст, с помощью Леонида размещу за рубежом, на счетах детей Кривцовых. Мне показалось, что это будет справедливо, ведь они больше всех пострадали от этого проклятого клада. Машке и Кириллу – на образование и житье, пока они будут это образование получать. Кире – на лечение, социальную реабилитацию или уж хороший интернат – что ей там понадобится.
– А Вадим? – еще помолчав, спросила Любаша. – У тебя с ним… что?
– У меня с ним ничего…
Любаша смотрела куда-то мимо меня. Мне показалось, что она за что-то на меня злится. Неужели переживает за получившего отставку Вадима?
– Анджа, скажи, почему ты от себя все отталкиваешь? Сокровища, внимание, помощь, любовь? В чем смысл? …
– Давай не будем, Любаша, – попросила я.
– Нет! – она упрямо помотала головой. – Мне надо понять, потому что я сама такая… И Светка, и Ленка – тоже. Только Ира у нас другая…
– Придешь домой, посмотри на карту мира, – сказала я. – Там, в самом низу, есть Земля королевы Мод…
– И что? – требовательно спросила Любаша.
Честное слово, я не знала, что ей ответить.
Оставшись в одиночестве, я долго искала Флопси. В какой-то момент мне даже показалось, что свинка забралась в мешок с закусками и Любаша унесла ее с собой. В конце концов Флопси нашлась под батареей, замаскированная под грязную тряпку для вытирания пыли. В этот момент позвонила Светка.
– Послушай, ты, – взвинчено сказала она. – Я понимаю, что все эти гребаные сокровища ты уже пожертвовала в фонд помощи голодающим собакам Аргентины. Плевать! Но может быть теперь, после всего, ты все-таки уберешься из этой своей гребаной коммуналки?! Я понимаю, что ты обожаешь свою инфернальную Лиговку и ее пролетариат! Но ты сама ему противопоказана, понимаешь?! У пролетариата от тебя начинается несварение желудка! Петербург Анжелики Аполлонской! Тьфу! Возьми у меня денег, или у Настьки и купи себе отдельную квартиру. Если хочешь, я дам тебе денег взаймы. Ты мне их потом вернешь. Когда-нибудь. Продай свою комнату Братку, пусть они с Дашей поженятся и воспитывают всяких детей – тех, которые уже есть у нее в брюхе, тех, которые остались от Кривцовых, и того, который останется от Ксении, когда ее посадят, и тех, которые еще у них там случатся! Это будет достойная смена…
– Светка! Светка! – крикнула я. – Замолчи сейчас! – она замолчала. – С этим… экстракорпоральным оплодотворением … ничего не вышло, да?… Ну и черт с ним! Неизвестно еще, что бы там родилось! Кому это вообще надо! Не мышонка, не лягушка, а неведома зверюшка…
– Ты со своей гребаной психологией ничего не понимаешь! – всхлипнула в трубке Светка. – Ничего…
На следующий день утром я вышла в коридор и взгляд мой как всегда упал на полки, заставленные разноцветными книжками. «Убить и умереть»; «Смерть прекрасна»; ироническое – «Концерт для мумии с оркестром»…
