посмотреть.
Мирза-Мамед идет впереди, заложив за спину сильные, мускулистые руки с короткими, словно обрубленными пальцами. За ним вышагивает Аббас, долговязый, молчаливый, как рыба. Мы с Рамо завершаем это шествие. Несколько кварталов идем молча. Я с волнением размышляю о том, как было бы хорошо показать Мешхед Парвин и маме. Дорого заплатил бы я сейчас за то, чтобы они оказались рядом. Славная Парвин и ласковая, нежная мама. Я им показал бы красивые улицы и парки Мешхеда...
— А это мечеть Говхаршад,— прервал мои размышления Мирза-Мамед. Мы остановились, задрав головы, начали рассматривать редкой красоты здание.
Внешне Говхаршад не похожа на мечеть. Такими я видел в детстве во сне дворцы императоров и шахов. А вернее такая красота мне никогда даже не снилась. Обширная площадь перед мечетью вымощена камнем, очень похожим на гранит.
— Мешхед велик! Мешхед красив,— твердит Мирза-Мамед, до полушепота понижая голос.— Здесь не только человеку, целой армии легко затеряться. Очень хорошо, ребята, что вы появились здесь. Отсюда, из Мешхеда мы начнем поход за свободу и независимость родного народа. В Мешхеде взойдет солнце счастья Хорасана...
Мирза-Мамед умолк. Навстречу нам шли двое военных. В одном из них мы без особого труда узнаем англичанина и провожаем их недружелюбными взглядами.
Шаги военных гулко отдаются на камнях площади, и мне кажется, что это стонет сама земля: так тяжелы и унизительны для нее сапоги заморских грабителей.
— А сейчас, друзья, вы увидите кухню, единственную в своем роде,— наш проводник направляется на восточную оконечность площади.— Кухня, которая обслуживает паломников из дальних стран. Все, кто приходит в Мешхед из Египта и Турции, из Индии и Сирии, питаются здесь...
И в самом деле, зрелище мы увидели отрадное: прямо под открытым небом удивительно толстые и подвижные повара разложили несколько костров. В казанах томился жирный плов, наполняя окрестности чудесными запахами.
— А тем, кто прибыл из далекого Миянабада,— без улыбки шутит Рамо,— ничего не подают?
— Нет, дорогой Рамо,— отвечает наш гид,— своих, если даже они полягут от голода, не жалко.
— Да-а!— Рамо глотает слюнки.— А котлы огромные. И нам, и заграничным гостям хватило бы!
В нескольких шагах от того места, где дымятся казаны с ароматным пловом, копошится толпа нищих. Они пришли в Говхаршаду на моление. Божественный экстаз не покидает их, и они тянут какую-то бесконечно-тягучую молитву. И со стороны видно, что они не могут отвести голодных глаз от переполненных казанов. Но обеда им у стен святой мечети не дождаться, они тоже здешние, иранские.
В толпе нищих я вижу совсем молодого паренька с довольно увесистым камнем в руках. Методично, в такт затянувшемуся пению, он поднимает его над головой, а затем бьет себя камнем в грудь.
— Бедняга,— горестно говорит Рамо,— они не понимают, что ни себя, а богачей и англичан нужно бить этим камнем! Себя сколько не истязай — умрешь нищим.
— Придет время,— Мирза-Мамед сжал кулаки, в его голосе звучит уверенность,— и такие парни помогут нам очистить Хорасан от заморской нечисти и местных богатеев. Судьба народа в руках таких парней.
Под вечер мы подошли к району проспекта Бала-Хия-бан, обнесенному цепями, которые были уложены прямо на землю. Запретная зона. Переступать цепи могут лишь правоверные мусульмане. Скоту, собакам и иноверцам под страхом смерти запрещено пересекать священный рубеж.
Там, за цепями храм Имама-Резы. Именно к нему, как мелкие кусочки железа к магниту, тянутся со всего мусульманского Востока паломники.
Мы идем левым берегом речушки Мешхед. Над нею сплелись раскидистые ветви тутовых деревьев и старых ив.
— Купите газету! Военные новости!— со всех ног несется нам навстречу мальчик — разносчик газет.
— Что случилось? — спрашивает Аббас и ловит за руку мальчишку.
— Покупайте и читайте! Мне некогда,— мальчик сует нам в руки газеты, еще пахнущие типографской краской, опускает без счета монеты в карман своих коротеньких, чуть ниже колен штанишек и бежит дальше:— Важнейшие новости! Об этом говорит вся планета! Читайте!..
На первой полосе газеты крупным шрифтом была набрана информация из двух предложений: «Кабинет Асеф-фо-довла распущен. Премьер-министром назначен Сейд-зия-эддин Таба-Табаи».
О, это уже новость!
— Сейд-зия-эд-дин — прогрессивный человек,— говорю я.— Он часто выступает в газетах против англичан...
— Англичане, наверное, лучше тебя, дорогой Гусейн-кули, знают: кто против них, а кто — за них,— внушительно отвечает мне Мирза-Мамед.— Им виднее, кто должен управлять Ираном.
Вечером мы снова у Арефа. Делимся с учителем дневными впечатлениями. Даже Аббас, всегда молчаливый и задумчивый, сейчас много говорит. Он возбужден, как и все мы. Аббас рад, что с нами Ареф и Мирза-Мамед, что впереди нас ждет неизвестность — жизнь тревожная и опасная, но полная радостных минут торжества, больших и малых побед.
— Обстановка в стране очень сложная,— сразу же заговорил Ареф. Он теребит пальцами бороду, а затем, взглянув на Мирзу-Мамеда, подал ему глазами знак, указал на дверь.— Говорить о тяжелой жизни простых людей Хорасана вам нет необходимости.
С первых же слов учитель наш загорается страстью. Говорит он не слишком громко, но Мирза-Мамед все-таки выходит во двор:— кто знает, не пожелает ли в этот вечер послушать нашего Арефа кто-нибудь из сыщиков тайной полиции.
— Вся борьба впереди. Англичане добровольно Иран не покинут. На это надеяться, друзья, не нужно. Не оставят этот лакомый кусок из добрых чувств к нам,— продолжал Ареф. Мы жадно слушаем. Каждый из нас готов сейчас же взять в руки винтовку и бить, гнать с родной земли заморских хищников.— Числом нас пока меньше, чем противника. Но мы сильнее врага! Мы должны победить, потому что за нами весь трудовой Иран. Только помните, друзья, что англичане это лишь одна из враждебных сил. Есть еще и наше, иранское правительство и наши богачи, которым нет никакой выгоды менять порядки в стране. Вот эти будут драться злее англичан, потому что отступать некуда. В этом вся сложность предстоящей борьбы. В нашей войне не будет ни тылов, ни фронта. Однако отчаиваться, друзья, не нужно. Там,— Ареф кивнул на окошко, в котором виднелся клочок чистого неба с Полярной звездой в самом центре,— в России победила революция. Победили бедные и угнетенные люди, такие же как мы. Победили потому, что сумели крепко объединиться!
Вошел Мирза-Мамед. Неслышно прикрыв дверь, он остановился у косяка и стал слушать. Через несколько минут он так же бесшумно покинул комнату. Ареф сообщил:— Партия «Адалят» считает, что в данный момент нам нужно сделать все, чтобы на нашей стороне была армия.
— Армия? — вырвалось у Рамо.
— Да, армия. Наша, иранская армия! Как это сделать? Не просто, друзья, очень трудно, но можно... Вы должны вступить в армию и вести пропаганду среди солдат. Нельзя забывать, что солдаты — это те же дайхане, только в воинской форме.— Ареф предостерег молодых друзей.— Но знайте, это очень сложное и опасное дело. Руководство партии так решило: Гусейнкули, Аббаса и Рамо направить в Хорасанскую жандармерию. Известно, что штаб девятой дивизии находится здесь, в Мешхеде. Вам, друзья, завтра же надо пойти туда. Жандармам нужны люди. Идите... На первых порах ничего рискованного не делайте. Нужно изучить обстановку, войти в доверие к начальству, а уж потом действовать. Постарайтесь как можно больше заиметь там друзей.— Ареф видимо, продумал все эти вопросы глубоко и всесторонне. В конце беседы он добавил:— Для Мирзы-Мамеда и Ахмеда тоже найдется важное дело.
...Было уже по-весеннему тепло. Воздух чист, а легкий ветерок шаловлив и ласков. В чистом высоком небе яркое, но еще совсем не жаркое солнце. Огненным краем оно касалось макушек минаретов Имама- Резы, мимо которых мы прошли торжественным шагом.
У входа в штаб путь нам преграждает молоденький офицер. Я говорю ему о причине нашего визита.
