Лисиппа поддержала ее. Ласковый голос успокоил:
– Таида, поберегись!
Она обернулась. Вгляделась в темноту:
– Лисипп!
Таида с благодарностью нашла опору в его руке.
– Зачем ты вышла без охраны? Весть о том, что ты сожгла Персеполь, разнесется очень быстро. Тебе может грозить опасность!..
Глаза ее наполнились слезами:
– Зачем я это сделала, Лисипп? Зачем?
– В тебе говорила ненависть, чувство мести, – тихо ответил Лисипп.
– Ненависть? – повторила Таида, и губы ее задрожали. – Да, пожалуй. Но выслушай меня.
Он, заботливо взяв ее за руку, подвел к скамье, стоящей в глубине парка, которого еще не коснулся пожар, усадил, приготовился слушать.
– Есть два рода ненависти. Одна – это ненависть человека к человеку. Она неведома мне, ибо безраздельно принадлежит злу.
Лисипп мягко возразил:
– Любая ненависть опустошает человека, и в сердце, переполненном ею, все чистое и благородное тонет во мраке, вместо того чтобы тянуться к свету. Все могут простить боги, все, кроме ненависти.
Таида попыталась возразить, но в голосе ее уже не было прежней уверенности. Она как бы оправдывалась перед человеком, мнением которого дорожила:
– Но есть и другая ненависть, угодная богам. Это ненависть ко всему, что мешает расцвести светлому, доброму и чистому. А потому пусть покарают меня боги, но я ненавижу персов, которые истребили весь мой знатный род. Персы многочисленный народ. Если не уничтожить корни тирании, зловещее дерево вновь поднимется, и, быть может, ствол станет еще крепче.
Она замолчала.
Лисипп тоже некоторое время молчал. Он не знал, стоит ли сейчас продолжать разговор с Таидой о том, что так волновало ее, терзало душу. Но, подумав, решил, что стоит. И именно сейчас, не откладывая. Произошел бы этот разговор раньше, можно было бы избежать трагедии. Но на все воля богов, и всему отведено свое время.
– Я хочу, чтобы ты и те, кто думает так же, – Клит, например, поняли: невозможно уничтожить народ, невозможно уничтожить его желание иметь сильное государство. Чтобы тирания не возникла там, где еще стоит Персидское царство, нужно постараться понять чужой народ, проявить, Таида, уважение к его религии, традициям и культуре. Нужно, чтобы он перестал ощущать тебя своим врагом и перенял все лучшее, что ты можешь предложить ему. Другого пути, Таида, нет! Не сумеем этого добиться, – все жертвы окажутся напрасными!
Дыхание Таиды перехватило, долго сдерживаемое рыдание выплеснулось из нее словами признания:
– Меня вела месть… И вот, все кончено.
Повисло тягостное молчание.
Лисипп подыскивал слова, чтобы утешить гетеру. Наконец он тихо сказал:
– Ты – сама красота! Но разрушение – враг красоты. Сжечь – не построить. Ты пыталась повелевать стихией.
В глазах Таиды застыло страдание.
– Теперь только пустота. Зачем жить дальше?
Она вопросительно посмотрела на скульптора. Казалось, именно от него она ждала ответ на мучивший ее вопрос. И он дал ей ответ:
– Запомни, ты – радость дарящая. Вот твое истинное призвание. В мире так мало красоты!.. Красота – это тот бесценный дар богов, который должен приносить радость людям. От соприкосновения с красотой люди становятся добрее. Не мщение, самое уродливое из всех человеческих чувств, но гармония и красота должны править миром. Твои дети должны быть свободными от мести. Это уродливое чувство должно исчезнуть из мыслей людей.
Гетера прижалась к нему, как бы ища защиты.
– Ты единственный понимаешь меня.
Таида посмотрела на скульптора, призналась как самому верному другу:
– А он… он проклял меня!
Бушующий вдали огонь, языки пламени, едва ли не лижущие небо, напомнили ей о содеянном.
Лисипп тихо спросил:
– Ты любишь Александра?
И, может быть, впервые увидел перед собой не богиню, а обыкновенную женщину, жаждущую сейчас счастья и покоя.
Внезапно над ними рассеялся дым, и открылось звездное небо. Таида долго и пристально вглядывалась в небо. Наконец, с трудом сдерживая рыдания, нашла в себе силы ответить:
– Не знаю… Еще не знаю… Пожалуй, просто хочу быть равной ему. Но разве могу я достать звезду с неба?! Каждая звезда совершает свой путь.
Лисипп заглянул в глаза Таиде, сказал мягко и нежно:
– А ты… ты иди своим путем.
Он погладил ее по волосам, вытер с ее щек слезы, бережно накрыл дрожащую Таиду гиматием, осторожно поднял со скамьи и повел вперед.
Вскоре они вышли на освещенную луной дорогу.
– Куда тебя проводить? – поинтересовался Лисипп.
– Здесь недалеко.
Ни Таида, ни Лисипп, ни сопровождающие их воины не заметили крадущегося за ними Незнакомца.
У дорожки, ведущей к дому, который Птолемей снял для нее в Персеполе, Таида остановилась.
– Может быть, тебя проводить прямо до дома? – заботливо спросил Лисипп.
– Нет, нет, идите. Уже поздно, – поспешно ответила она, опасаясь, что Птолемей неправильно истолкует появление в их доме Лисиппа. Кроме того, она была уверена, что ее ожидает неприятный разговор по поводу произошедшего на пиру.
– Тебе нужно сейчас хорошо отдохнуть.
– До скорой встречи, Лисипп. Спасибо тебе за все.
Таида подошла к нему и крепко поцеловала.
Воины подвели к Лисиппу лошадь, и вскоре все скрылись в темноте персидской ночи.
Выйдя на аллею, ведущую к дому, Таида услышала шорох. Кто-то прятался за деревьями. Она нащупала кинжал, который прятала за поясом. Звать рабов было бесполезно, дом был далеко, и никто не услышит ее крика. «Это наверняка Персей или Незнакомец», – промелькнуло у нее в сознании.
И тут же Таида увидела идущего к ней Незнакомца. По его лицу она догадалась о коварных намерениях.
Гетера выхватила кинжал со словами:
– Не останется в живых тот, кто прикоснется ко мне.
Незнакомец бросился к Таиде. Она предостерегающе занесла кинжал. Но Незнакомец ловким ударом ранил ее в плечо. Он не собирался ее убивать, – Персей приказал доставить Таиду к нему в дом.
Из плеча Таиды брызнула кровь. От сильной боли она едва не потеряла сознание и уже не могла защищаться. Рука Таиды безвольно поникла, и Незнакомец вышиб из ее ослабевших пальцев кинжал и ударил ее по голове. Таида вскрикнула и потеряла сознание.
Незнакомец склонился над лежавшей в беспамятстве Таидой. Она истекала кровью. Он огляделся и, убедившись, что никого нет поблизости, поднял ее на руки и понес в дом Персея, находившийся, по воле рока, совсем рядом. В этом районе города проживали только самые богатые и знатные.
На свете было только единственное человеческое существо, на которое Смердис, так звали Незнакомца, не простирал свою злобу и ненависть, каждому слову которого он подчинялся беспрекословно. Это был
